Династия Маджере

Принципы:
Равенство: основатель может быть любого пола. Титул наследника может перейти к потомку любого пола.
Строгий традиционный: претендовать на титул наследника могут только естественно-рожденные в семье дети, которые могут проследить свое родство с основателем. Усыновленные дети не могут быть наследниками.
Случайность: титул разыгрывается среди всех, могущих на него претендовать. Каждый раз, когда список претендующих меняется, розыгрыш проводится снова.
Выведение: будущий наследник должен быть выношен и рожден предыдущим, независимо от пола последнего. Другими словами, если предыдущий наследник мужчина, то ему придется завести ребенка от инопланетянки. Также допустимо назначить для него возможность забеременеть в гендерных настройках CAS.

Ограничения:
Слушайте меня! ЗАВАЛЕНО
Стоимость ограничения – 1 балл
Ваш основатель – требовательный тип, и его требовательность передается из поколения в поколение. Вы действительно должны постараться, чтобы сделать членов семьи счастливыми.
Каждый день вы должны выполнять не менее одной прихоти основателя / молодого наследника. Прихоть может быть тривиальной, но она все равно должна быть выполнено.

"В худших семейных традициях" (автор Lamare) ЗАВАЛЕНО
Противоречит ограничению "Строгие семейные ценности" и "Легендарный хозяин"
Стоимость - 1 балл
Семейные традиции и тихий домашний очаг - это не про вашу семью. Ваш основатель не из тех, кто ценит детей и уважает старшее поколение, и его дети ответят ему тем же!
основатель должен быть создан с чертами характера "Против детей" и "Непостоянный".
запрещены семейные вечеринки: в честь дней рождения, свадебные вечеринки и похороны. Остальные типы вечеринок не возбраняются
еще до свадьбы (в период помолвки) и затем на протяжении всего брака у основателя и наследников должен быть роман на стороне
наследниками не могут становиться симы с чертой характера "Семьянин" и Стремлением "Семья"
в семье не могут жить старики - симы должны быть выселены в тот же день, когда постарели или ранее (основатель/наследник к моменту старения уже должен передать "бразды правления" другому и выехать)
примечание: если кроме стариков на участке нет других взрослых, то можно оставить кого-то одного до тех пор, пока кто-нибудь из детей не станет молодым
основатель и наследники не могут быть друзьями своим детям и родителям
скандалы, разводы, внебрачные дети не обязательны, но приветствуются

Кара: 1.1 1.2 1.3 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1
Соль: 6.1 6.2 6.3 6.4 7.1 7.2 8.1 8.2 8.3 9.1 9.2 9.3 9.4 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2
Ру: 13.1 13.2 14.1 14.2 15.1 15.2 16.1 16.2 17.1 17.2 17.3 18.1 18.2 18.3
Жакаранда: 19.1 19.2 20.1 20.2 21 22.1 22.2 23 23.2 24.1 24.2 25.1 25.2 25.3 26.1 26.2 26.3 27.1 27.2 27.3 28.1 28.2 28.3 29.1

​

 

Ну нет, не совсем, она иногда ночует дома. К тому же Оберон в этой же школе преподаёт

Ахаха на самом деле не собиралась изначально ничего такого демонстрировать. Это коммент Любы меня натолкнул на мысль, что Лаэрт может организовать, чтобы Яну не нашли
Ко мне иногда приходят какие-то странные сомнительные идеи, которые даже не знаешь, стоит ли оставлять. Сама офигеваю

Нет у него коварных планов

 

Здравствуй

О господи, ну ты и вспомнила хотя он мне тоже в своё время нравился, но чет в 2022 Шепс уже не катит

Соля он нормально перевёл. Соль его не кусал, ему можно не делать ответные гадости

Ещё б неудобно! Она с детства призраков заставляет делать школьные проекты вместо себя

Я тебе больше скажу: у Дианы будет три мужика, и Мал по мне далеко не самый шикарный. Я аж сама офигела от того, что придумала

Да я вот тоже так думаю ахахза че вы мне сделаете, моя тема, буду максимально всратые сюжеты выдавать

 

Вообще, ружьё-Достоевский должно было, поджигая жопы, стрелять в другом месте. Но моя тема, че вы мне сделаете Теперь я на пару месяц свалю, чтобы потом снова сделать вид, что это нормальная династия

C того вечера проходит четыре дня, и в течении этих дней я так и не возвращаюсь домой. Наглость это с моей стороны? Да, так и есть, пожалуй. И на исходе четвёртого дня не выдерживают даже стальные нервы Лаэрта:

- Джеки, это несерьёзно. Надо рассказать твоей семье о нас и, если хочешь жить со мной, надо перевезти твои вещи. Освобожу тебе один из шкафов...

Боюсь представить, от чего Лаэрт может освободить шкаф и куда это что денет: у него и так во всех углах свалка карабкается к потолку. Но порыв очаровательный. И конечно, он прав: надо бы чистить зубы своей щёткой, носить свои футболки и мыть волосы своим шампунем, а не так, как было в те четыре дня.

И мы встречаемся на веранде маленького уютного ресторанчика в Стренжервилле, в который я надеюсь больше не вернуться.



- Чего?! - в шоке восклицает дядя, выслушав Лаэрта. - Какое жить вместе? Вы сколько знакомы, неделю?
- Вообще-то, мы уже давно знакомы, - говорю.
- Но это как-то очень внезапно... Завтра вы скажете, что собираетесь жениться и заводить детей?
- Нет, - говорит Лаэрт с лучезарной улыбкой, - мы не собираемся жениться. Мы свяжем себя другим ритуалом.

Я смотрю на Диану: какого ей? Как будто плевать... Ди потягивает лимонад и глазеет по сторонам, поймав на себе мой взгляд, она улыбается, и я невольно улыбаюсь в ответ. Может, она наконец повзрослела?

- В любом случае, мы не просим твоего разрешения, - говорю я дяде. - Мы просто ставим тебя перед фактом.



Остаток этого сомнительно-весёлого мероприятия мы проводим в довольно гнетущем молчании. Лишь когда приносят десерт, Лаэрт вдруг оттаскивает Диану в сторону. Но их разговор я слышу:

- Что ты подлила мне в стакан? - спрашивает Лаэрт. - Приворотное зелье? Думаешь, я слепой идиот?
- Приворотное? - смеётся Диана. - Нет! Это антидот, средство против навязанной любви. Если бы ты был мне нужен, ты бы и так в меня влюбился, а Джеки точно что-то наколдовала - она ж страшная, как она могла тебе понравиться?

Повзрослела она, ага...



Но мне только на руку, что мы с Обероном остались вдвоём, потому что мне тоже есть, что ему сказать.

- Мы не можем найти Яну, - признаюсь я ему. Дядя только неопределённо кивает.
- Я не знаю, где она.
- Я верю, - говорю, - и пытаюсь в этом всех убедить, но Солалю надо будет привести хоть кого-то виновного. Я думаю, вам с Дианой лучше уехать.

Взгляд у него грустный, но умный. Такие обычно бывают у коров.

- Тогда под подозрением будешь ты? - спрашивает Оберон. - Если ты уедешь, то твой парень. Если и он уедет, то кто-то из твоей свиты. Кто угодно... Джеки, я не хочу обречь вас всех на жизнь в бегах. Пусть эта порочная цепь замкнётся на мне, если так надо.



***

Я постаралась забыть обо всём в ту ночь. Лаэрт меня попросил.

- Будь счастлива.
- Пока ты рядом, я буду, - обещаю я.

Он умеет переноситься в мир духов, и ему не нужна Линша, не нужен вообще никакой чародей.

Вокруг нас все наши предки, все прошлые поколения Моров и Маджере. Я тщетно ищу глазами маму, но не нахожу. А отец приходит. Он одобряет мой выбор, и я думаю, это неплохое начало, чтобы возобновить общение.



В конце концов, я имею право на счастье, ведь так?



***

Падать с метлы - больно, чтоб вы знали! Кто вообще это придумал - на метле летать? Покажите мне этого умника, я ему эту метлу знаете куда засуну, знаете?! На ней ни сидушки, ничего! Ни комфорта, ни защиты! В жопу её себе засуньте и радуйтесь, а я больше на метлу не сяду!



Буду вот тут в кустах валяться, смотреть на луну и бабочек. Красиво и небольно. Потом придёт принц, поцелует меня, и мы будем счастливы.

Жду принца, а приходит только Малкольм.



- Вставай, - говорит, - спящая красавица. Я кое-что придумал специально для тебя.

Я заинтересована и поднимаюсь на локтях. С Малкольмом здорово. Я знаю, что он как бы круче меня, потому что он бессмертный и всё такое, но когда он рядом, я чувствую, что это я древняя и бессмертная, и может, это я полубогиня или даже богиня, а он как покорный раб делает мне всякие подношения. Заклинания специально для меня создаёт, домашку там по астрономии... Ну... Судя по подарочкам, я всё-таки скорее полубогиня...

- Что-то, что поможет мне покорить Инидуса Достоевского?
- Как-как ты сказала? - он переспрашивает и смеётся. А я повторяю и хмурюсь. Чего тут смешного? - Инидус, - говорит Малкольм, - на первый слог ударение.
- Нет, - говорю, - дурень, на второй! Так же очевидно лучше звучит!
- Это имя древнего бога, у него только одно произношение.
- Вот бог пусть как хочет, так и называется!
- Ладно, - Малкольм смеётся и примирительно поднимает руки, - как скажешь! Смотри теперь, что придумал...



***

Я не вру и не лукавлю, когда говорю, что мы никак не можем найти Яну. За то время, которое прошло с её побега, она могла перебраться куда угодно, сменить имя и внешность. Она могла даже умереть.

У меня всего одна жалкая зацепка, и я - все мы - сильно сомневаюсь, что в ресторане мы найдём что-то такое, что поможет её найти. А потом мы слышим крик Эльзы:

- Жакаранда, спустись! Ты должна кое-что увидеть!



Мы спускаемся в подвал и обнаруживаем там гордую Эльзу и...

- Это что такое? - спрашиваю.

Люди, сдающие кровь - вот, как я бы это назвала. Если бы не подвальное помещение, отсутствие врачей, скученность содержания. Кое-где тонкие трубочки протекают, и на полу багряные лужицы.

- Похоже, вампиры не очень-то хотят жить мирно... - хмурится Луна.

И как будто в доказательство её слов моя сводная сестрица берёт одну из наполненных кровью бутылок и бессовестно и бесцеремонно прикладывается к ней.

- Что ты делаешь?! - спрашиваю.
- А ты что предлагаешь? - отвечает Офелия. - Обратно в людей её залить?
- Да.

Врать не буду: не знаю, как это организовать и что мне теперь делать, но...

- Тебе же нельзя пить кровь!
- Мне - можно, - ухмыляется Офелия. - Жабы на привилегированном положении. В этом и смысл.



***

В башне Совета мы с Солалем вдвоём. Зал кажется больше, чем обычно, и темнее: свет зажигают только когда созывают Совет. Солалю, видимо, видно и так.

- Ты сменила стиль? - спрашивает брат. - Очень мило, тебе идёт.

Он тоже сменил: волосы отрастил, замотался в какой-то плащ. Так, со спины, и не скажешь, идёт это ему или нет.

- Здорово у тебя получилось прикрыть этот кровавый бизнес...
- Да это Эльза, - говорю.
- Ты привела туда свою группу, - настаивает Солаль.
- Это была случайность. Мы не знали, что там...
- Не прибедняйся, - велит Солаль, - гордись своими успехами. Даже если это просто везение. Другие не отказываются от своей удачи и потому оказываются на голову выше тебя.

Он отчего-то тяжело дышит, хотя старается говорить ровно. Такие, как Солаль, болеют? Я не болела ни разу в жизни...



- Я думаю, ты достойна занять место получше, - заявляет Солаль. - Хватит тебе бегать за преступниками.
- Что, - говорю, - сидеть в храме, как подобает жрице?

Солаль смеётся:

- Да это я так ляпнул! Она не хочет жриц и помогать тоже не хочет. Я дам тебе хорошее место в Совете, настоящее.

Он с шумом втягивает воздух и болезненно сгибается, хватаясь за грудь. Я помню, что Солаль велел мне держаться на расстоянии, но кроме нас тут никого, а он не только глава Совета, но и мой брат - я не могу не переживать. И подхожу ближе.

- Солаль?



- Солаль, всё хорошо?

У Солаля кожа стала темнее и покрылась странными отметинами. У Солаля глаза посветлели, стали почти бесцветными. У Солаля начали расти рога.

Ещё до того, как я осторожно кладу руку ему на плечо, Солаль перехватывает её и выворачивает.

- Не смей!

У Солаля вдруг голос делается совсем чужим, непохожим на голос Солаля, непохожим на голос вообще. Это крик баньши, это гул лавины, это гром и молнии - что угодно, только не голос.

- Не смей прикасаться ко мне, смертная!



***

Прежде я видела этого человека лишь однажды, лет семь или восемь назад, на дне рождения Джеки. Только и разговоров было, что о великом Достоевском! Какой он могущественный! Какой страшный! У меня в памяти он отпечатался монструозно-огромным, широкоплечим, с низким бархатным голосом и мягкими движениями, напоминающими танец.

Когда он проходит мимо, по толпе волной прокатывается восторженный шёпот. Ну и дуры! Его рассвет вы - мы - всё равно профукали! Я думала, он будет повыше. И покрасивее. И не таким... старым.

- Каждый раз, - говорит он, - прошу собраться только выпускниц, намеренных поступать в "Жабу", и каждый раз собирается толпа! Тут же некоторым даже шестнадцати нет...

Никто не встаёт и не уходит. Дуры, конечно, и будь я на месте Достоевского, в пыль бы их стёрла, чтоб неповадно было! Но будь я на их месте, тоже бы осталась...

- Сейчас мы с вами познакомимся и проведём небольшой урок, посмотрим, кто из вас на что годится. Я Инидус Достоевский, ректор "Жабы", магистр тёмных искусств. Теперь слева направо каждая называет своё имя.

Тоже дурак!.. Говорю же, ставь он ударение на второй слог, звучало бы лучше!

- Я хочу поговорить с вами об одном из самых важных для ведьмы качеств, о чём?.. Этель? Лорейн?

По толпе проносится восторженный шёпот: "Он что, всех запомнил?" Показушник!

- Внимание, - говорит Достоевский со вздохом. - Ваше внимание бесценно и зачастую только оно может спасти вам жизнь. Вот вам небольшое упражнение: когда вернётесь в класс, постарайтесь заметить, что там изменилось с вашего прошлого посещения. Новые надписи на партах, новые листья на цветах, кусок мела лежит не там? Тренируйтесь замечать такие мелочи. Попробуйте угадать, кто трогал вещи в ваше отсутствие. И особенно пристально следите за своими собственными вещами. Не поленитесь убедиться, что никто не может ничего тронуть без вашего ведома.



- Худшее качество для ведьмы, знаете, какое?
- Невнимательность? - усмехается Элла Кнотли.
- Самонадеянность, - отвечает Достоевский. - Знаете, почему я так выгляжу? Потому что однажды я решил, что всё могу. Моё собственное заклинание сломало мне кости, это я развёл вокруг себя огонь и не оставил себе пути для отступления. Я даже не подумал, что он мне понадобится. Многие из вас, как я вижу, в платьях и на каблуках. Я вас на свидание, что ли, позвал? Не боитесь, что придётся драться? Спасаться бегством? Диана, подойди ко мне.

А чё сразу я?! А чё чуть что, так сразу я? Я тут, что ли, самая самонадеянная? Я даже не в платье!

- Что у тебя с лицом? - спрашивает Достоевский, когда я всё-таки подхожу.
- С метлы упала, - говорю.

Приятно и гордо, вообще-то, что он меня позвал. Глаза у него жёлтые, вот так сразу издалека и не увидишь, потому что от кожи зелёные отсветы, ресницы короткие и жёсткие, и морщинки там, где кожу не разгладили рубцы и язвы.

- С метлы? А чего не залечила?

Он большим пальцем касается ссадины на моей щеке, потом на подбородке, и мне даже кажется, что он сейчас подлатает мою славную моську, но нет.



Несчастные девки, неудостоенные внимания великого и ужасного, ахают и охают, выражая крайнюю степень возбуждения, зависти и негодования.

Честно говоря, я надеялась, что мой первый поцелуй случится пораньше и с кем-то лет на сорок помоложе... Но вообще-то... приятно. И если закрыть глаза, и представить, что это Мал, например...

Интересно, у Жаб такое нормально вообще?

А мне можно его трогать, или надо просто стоять и ждать, пока этой всё происходит? А то я бы потрогала!.. Ну а чё? Вон у него руки какие мощные, красивые, видно же, что он спортивный мужик. Наверняка он очень трогательный под рубашкой... Ну скулы тоже ничо... И задница крепкая, даже в таких штанах видно...



Он отлипает от меня, делает шаг назад и вид, будто студентку засосать - это у него каждодневная рутина. И заявляет:

- Палочки достали!

Достаю и бесстыдно, бессовестно направляю на Достоевского.

- Ого, - говорит, - молодец! Не ожидал от тебя!



Смотрит на низенькие полуобвалившиеся трибуны.

- Для кого я тут распинался про внимательность и самонадеянность?

Со стуком на камень, которым вымощен внутренний двор, падают волшебные палочки. Много. Мне кажется, что бесконечно много. Явно больше, чем тех, которые остались в руках у своих владельцев. Некоторые, упав, ломаются.

- Вы безоружны, - говорит Достоевский, - и потенциально мертвы. Вы носите при себе один-единственный, самый важный волшебный артефакт, и его сохранность для вас менее интересна, чем чужие лобызания?

Я понимаю, что лучше как минимум многих из них. А на самом деле - лучше всех. Те, кто остался с пустыми руками, точно приглашение на вступительный экзамен не получат...



- Иди на место, - велит он мне, как будто я собака какая-то, и так и хочется воткнуть ему палочку в глаз, чтоб неповадно было. - У кого ничего не пропало - молодцы, убирайте, палочки не понадобятся. Задание будет творческое...



***

- Магистр!

Нагоняю его в перешейке между корпусами и окликаю. Как-нибудь в другой раз от меня сбежит и побудет один, а сегодня будем болтать всю ночь напролёт! Он останавливается, но не оборачивается и ничего мне не говорит. Ну и ладно, ну и молчи, пердун старый, я сама скажу всё, что мне надо!

- Я была внимательной, - говорю. Он смотрит на меня как на дуру, очень зло. - Вам неинтересно, как я догадалась?
- Вообще неинтересно.

А что тебе интересно, сесть в кресло и уснуть?

- Но вы сказали, что не ожидали от меня...
- Не ожидал. Думал, ты будешь... сильнее других подвержена эмоциям. Испугаешься, разнервничаешься, разозлишься...
- Я заметила, что вы рисуете знак у меня на щеке, и узнала его. Я читаю много дополнительной литературы, так что немного понимаю в такого рода магии.



- Хотите знать, что я ещё заметила? - Даже не вздумай говорить, что не хочешь! Я всё равно расскажу! - Что знак "Игхис" дался вам тяжело, у вас ограничена подвижность безымянного и среднего пальцев. Позволите?

Я протягиваю ему руку, а он добавляет к злости на своём лице брезгливость. Так и хочется двинуть ему кулаком по зубам. Сбить спесь, так сказать.

- Ты со своим лицом разобраться не можешь, - заявляет Достоевский, - и считаешь, что поможешь мне с руками?
- Это просто ссадины, - говорю, изо всех сил натягивая на себя улыбку, - они и без магии заживут.

Руку он протягивает осторжно и нехотя, как будто боится, что я сделаю ему больно. Не хотела бы я быть на его месте, честно говоря. Восемь лет назад, когда мы впервые встретились, он уже был изуродован. Скольким он за эти годы протягивал руки в надежде получить помощь? Какое счастье, что этому хрычу встретилась я! И как здорово, что Малкольм поделился ценными знаниями в области медицины...

- Это просто рубцы, - говорю ему, ощупывая каждый палец, каждую складочку на руке. - Соединительная ткань непластичная, но я знаю, как понемногу растворить её и вернуть эластичность вашим связкам и мышцам. Мне ещё есть, чем вас удивить, магистр.



***

Жабы носят зелёные робы-мантии, укороченные, чтобы не мешали полётам, погоням и сражениям, с короткими рукавами. Всё во имя удобства! Всё немаркое, зелёное и коричневое, видимое мягким и дружелюбным. Они легко сливаются с толпой и не выглядят одетыми в униформу.

Жабы носят перчатки. Формально это для защиты от отравлений и проклятий, при случае, говорят, можно даже за лезвие ножа схватиться - вместо глубокого пореза отделаешься царапиной. Но когда Жабы приходят по твою душу, очень отчётливо ощущаешь, что перчатки они надели из брезгливости, чтобы только не прикасаться к тебе, порочному отродью.

Три пары сапог из драконьей кожи отмеряют шаги и останавливаются возле первых парт. Студентов нет: по спальням обсуждают великого Достоевского, творца и идейного вдохновителя всех-всех Жаб - так что при желании можно молить о пощаде и валяться в ногах. Но такого желания у Оберона нет.

- Оберон Маджере, вы арестованы, - объявляет одна из них, - по подозрению в сговоре с вампирами и укрывании Яны Маджере.

Пока сидели в ресторанчике, соседний стол заняли Достоевские. Лион быковала так сильно, что они ушли, даже не сделав заказ



Оберон радуется за Джеки и Лаэрта



Ходили на гик-кон. Джеки так натренировалась, взламывая Янкины переписки, что выиграла соревнование хакеров странно, что сюда Достоевский не приперся, он же синьор-помидор-програмер или как там



Вспомнили, что хотели снять сценку с зельем, вернулись в ресторанчик. Туда слова пришла Лиоша и начала быковать. Столы ей не нравятся



Ушли в другой ресторан, накрывать кровавый притон, а там угадайте кто



Пришлось дать Достоевскому главную роль в спектакле, раз уж он так лез в кадр, но это роль героя-любовника Кажется, он не рад

Лаэрт уже после свадьбы начал названивать Оберону и спрашивать, стоит ли ему обручиться с Джеки. Ну не знаю, чел...

​

 

Ой, дамы, как я рада, что вы все пришли и подняли мне настроение своими комментами))) Ответы несу)

Улитке ❤

Здравствуй-здравствуй

Не ты одна, я поэтому и написала этот дурацкий диалог я как услышала инИдус, чуть не упала

это да, она такая У неё ещё моська такая очаровательно-мультяшная, люблю её

Да ты подожди печалиться, его же еще не пытали и не приговорили к казни

Текиле ❤

Кому? Ей? А у Лаэрта шампунь в два раза быстрее стал кончаться И пусть ещё спасибо скажет, что у Джеки волосы не длинные

Ну у них всё-таки другого толка проблемы, не любовные
В этой паре никто ни к чьему отцу не уйдёт

Это да, это да) Бойкая деваха)

Мы уже уяснили, что четвёрочному Дусеньке нравятся быкующие малолетки Я его еще и во имя анимации вызвала на дуэль, но Диана впечатала Достоевского лицом в землю Капец, после неё ректор точно уйдет на пенсию

Да она по жизни с таким лицом! Или типа Лион ясновидящая и ПРЕДВИДЕЛА, во что выльются эти отношения?

ахах да, спасибо, я старалась)

Дел ❤

спасибо, что не начинаешь шмалять

Пока что ему предлагают только руки долечить, а то у него пальцы плохо гнутся и постоянно вывихиваются. Шрамы были в перспективе, но в долгосрочной

ээээ.... у него там в кабинете в аквариуме с формалином труп Арахны. Стращающе?

А внутри бабка, вяжущая внукам тёплые носки

Я думаю, ему плевать, любят ли его, в принципе. У него же сердца нет

Ну тут спору нет, его тараканы всех тут переживут его в принципе не беспокоят шрамы, он и до них себя особо красивым не считал. И какая гладкая кожа, ты о чём? Ему седьмой десяток, он под шрамами как курага
Хуже станет

Какие генетические смешения, женщина?! Окстись! Он в свои лучшие годы без магии ничё не мог ещё и пальцы перманентно сломаны господи бедная Лион наверное она поэтому такая злая Он точно не будет спать с Дианой, скорее всего она вообще обойдётся без детей

 

Ljubov134, привет))
ответный жмяк

боюсь, он всё-таки помрёт быстрее, чем появятся дети

о, ну я так и хотела, но Ди не успела выучить рецепт романтических аур, так что учителю своему, если че, приворотное зелье даст - он как раз слепой идиот, его только ленивый не привораживал

спасибо, я старалась нам по заваленному ограничению свадебные вечеринки запрещены, но душа требует, так что выкручиваюсь, как могу

у него просто отец - горный козёл и крыша едет, от того, что под ней слишком много всех живёт

у нас не было вариантов

он... да... он вообще из Нижнего Обдолбаново, потом он клонировался и ещё переселился в Зелюки, и было шоу "Холостяк" с его участием, а потом я перенесла его в четвёрку, устроила ещё одно шоу "Холостяк", написала штук 10 ги про него, и вот он здесь к ознакомлению рекомендуется только четвёрочная лз7д - она смешная вышла

да ты подожди прощаться, мы его ещё увидим

Спасибо тебе за это Я плачу от умиления

 

Я рада, что тебе нравится))

ахах ну да, не кусай того, чья помощь может понадобиться

да-да, они ей как большая семья с дядьками-тётками-двоюродными бабками и с домашкой помогут, и на утренник свиданку соберут

да они и сейчас её не ценят у родственников свои проблемы, у Джеки - свои

кого-то же надо обвинить

 

Скрин с позой снят в отдельном сохранении. И там был день любви и эти гирлянды из сердечек... это ли не знак?

- Вон то облако похоже на собаку, - говорит Жакаранда. - На... лабрадора. Тебе нравятся собаки?

Задумавшись, Лаэрт молчит. Девушке даже кажется, что вечернее солнце совсем разморило его, и парень задремал, когда он отвечает:

- Да, нравятся.
- Может, нам завести собаку? Что скажешь?
- Лабрадора? - Лаэрт смеётся. - У нас места нет. Даже для Массимо у нас места маловато...

А облака продолжают плыть над ними.



- Это особенное место, - говорит Лаэрт, когда они добираются до утёса, - о нём мало кто знает, и сюда не так-то просто добраться.

Джеки не отвечает, но думает, что у Лаэрта много таких особенных мест. И это, и заброшенный замок, пристанище призраков. Ему везде можно, и он ничего не боится. Но на утёсе призраков нет.

Лаэрт мурлычет смутно-знакомую мелодию себе под нос и протягивает Жакаранде руку:

- Давай потанцуем?
- Я не умею, - признаётся Джеки.
- Было бы, что уметь! Иди сюда, я тебя научу.



Она осторожно вкладывает свою ладонь в его, а Лаэрт смеётся и притягивает девушку к себе:

- Ну что ты как бедная родственница? Иди ближе, я тебя не съем!



Он хорошо танцует. Джеки не с кем сравнить, но Лаэрт во всяком случае держится уверенно и ни разу не наступает ей на ногу.

- Так почему ты заговорила о собаках? Ты хочешь собаку?
- Ну...

Никто никогда не спрашивал её, хочет ли она щенка или котёнка, или хомячка, может быть. В Стренжервилле не держали животных. Во всяком случае Жакаранда не могла бы припомнить, чтобы она видела там хотя бы голубей или тараканов. Только люди и одержимые люди.

- Однажды мы купим большой дом, - обещает Лаэрт, - и заведём собаку. Может даже, целую свору.
- Вряд ли когда-нибудь Совет будет нам столько платить, чтобы хватило на дом.



- Тогда нафиг дом! Будем ютиться с нашей стаей где-нибудь под навесом!

Он смеётся, и она смеётся тоже. Хороший вечер. Один из многих-многих хороших вечеров.



***

- Ставлю сотню на вон ту, с фиолетовыми волосами!
- Принято!
- Если девка в полосатом кардигане помрёт, чур кардиган мой!

ЖАБА занимает собой сразу два парящих острова, оба крошечные, если сравнивать с любыми другими островами. На одном стоит она сама, на другом, совсем маленьком - арена. Со старым четырёхэтажным строением арену соединяет мостик. По одну сторону его Диана и целая толпа девушек нервничающих и отчаянно храбрящихся, по другую - девичьи силуэты в каждом окне, нарочито громкие голоса, отпускающие колкости, делающие ставки, кто сможет перейти мост. На Диану не ставят.

Как будто со стены падает завеса, появляется дверь, и из этой двери выходит Достоевский. "Позер!" - думает Диана. И ещё ей вдруг кажется, что он помолодел, что вот такой, собранный и статный, весь в чёрном и в высоких сапогах, мерно чеканящих шаг по мосту, он наконец выглядит как порядочный чародей.

- Чего ждёте? - спрашивает Достоевский. - Дверь существует десять минут, и они уже идут.



Кто-то робеет, а кто-то отчаянно дёргается вперёд. Инидус вскидывает руку, и незнакомая Диане девица падает и скользит к обрыву, будто по льду. Она едва успевает схватиться за край... А её более ушлые товарки топочут по мосту. Девицы в академии одобрительно верещат и стучат кулаками по подоконникам. Не оборачиваясь, Достоевский пускает в погоню искрящегося молниями призрачного дракона.

Диана крадётся по краю арены, будто цирковая артистка, будто мим, пытающийся слиться с окружающей темнотой. Одна из девиц, заливисто хохоча, показывает на неё пальцем и едва не вываливается из окна. Но Диана не видит. Весь мир Дианы сужается до размеров двери, в которую кое-кто даже заходит.

- Прячешься? - улыбается Достоевский. - А мне-то казалось, ты любишь внимание...

Холодные жёлтые глаза смотрят на неё в упор, ни убежать, ни спрятаться. Время от времени он, не глядя, швыряет заклинание в сторону моста, и оттуда доносится повизгивание. Магия, направленная в сторону Дианы, бесконечно сильнее. Ну почему?! Почему он выбрал именно её?! Она не может остановить его заклинание, развеять его, она просто не знает как. У Дианы нет ни возможности, ни времени уйти. У Дианы есть только щит, и вместе с этим щитом заклинание Достоевского неумолимо сдвигает её к обрыву.



Падать с метлы было больно. Падать с края арены - бесконечно страшно. Вокруг только темнота, и ты падаешь и падаешь, и всё никак не можешь упасть до конца. И в конце концов окружающая тьма растворяет тебя, и ты становишься её частью.



***

Он знал, что изо всех окон за ним наблюдают, перешёптываются, обмениваются недоумевающими взглядами и пожимают плечами. Кричать никто не решается. Он знал, что ни одна из них не спросит его о произошедшем: если ректор что-то делает, значит так надо. Они верят ему слепо. Или искуссно притворяются.

Он знал, что из-за того, что уделил ей так много внимания, в академии теперь не самый сильный набор. Ну пусть...



- И давно ты носишь студенток на руках?

Во тьму просачивается запах. Камфора и жжёный сахар. И мягкий улыбающийся голос, но слов никак не разобрать.

- Скоро она очнётся?
- Часов пять так, навскидку...

Голос удаляется, шурша длинными одеждами, и унося с собой запах жжёного сахара.

- Ты даже детей своих на руках сюда не заносил!
- Они сами могли идти. Я просто подумал... Тут ведь изучают не только боевую магию, так что... неправильно принимать только на основании боевых навыков.
- Предыдущие двадцать лет тебя это не смущало...



***

Кексы блестят кремовыми завитками и пахнут ванилью, в чашках чай с земляничными листьями. Не такими Жакаранде виделись встречи с подругами, когда вас едва-едва признали взрослыми и наконец позволили всё. Особенно с такими подругами, как Линша. Зелёнокожая ведьма и сама морщит нос и кривит губы, всем своим видом выражая недовольство. Приятная улыбка озаряет только лицо девушки, которую Линша привела с собой.

Она слишком высокая и широкоплечая, чтобы казаться нежной и женственной, с крупным носом, крупным ртом и крупными золотыми кудрями. Она представляется Индией.

- Она повивальная бабка, - с кислым лицом сообщает Линша, опуская на стол расписную чашку. И тут же взвизгивает: - Ай! Да что не так-то?!

По глухому скрежету, с которым тяжёлый каблук придвигается обратно к хозяйке, Джеки догадывается о том, что Индия, видимо, пнула Линшу под столом.

- Какая я тебе бабка?! - притворно хмурится Индия. - Мне всего двадцать шесть!
- Старушенция, - подначивает её Линша.
- Иногда она такая жопа! - говорит Индия Джеки, и Джеки про себя соглашается, а вслух только смеётся. - Как с ней вообще можно было подружиться? Я дипломированная целительница, - заявляет Индия не без гордости.



- А мне не нужна целительница! - Линша нервничает и размахивает руками, чудом не опрокидывая со стола посуду. - Я не больна!
- Ты беременна, - парирует Индия.
- А ты, выходит, всё-таки повитуха? - переспрашивает Джеки.

Если бы Индии с ними не было, Джеки чувствовала бы себя спокойнее и свободнее. Ей интересно послушать, где Линша была и чем занималась, и кто отец её ребёнка, и рассказать о Лаэрте...Но присутствие Индии, сколь бы дружески она ни держалась, несколько сковывает.

- Да какого чёрта?! - вспыхивает Линша. - Я несколько месяцев носилась по Новому Орлеану за этим колдуном-каннибалом, такие сложные ловушки на него ставила, и хоть бы кого-то это интересовало! Нет! Зато всех очень волнует содержимое моей матки! Это же такое великое дело - залететь!



Прокричавшись, Линша вскакивает из-за стола и скрывается за дверью ванной. Ненадолго в комнате повисает тишина, нарушаемая лишь приглушённым шумом воды. Потом с золочёной жёрдочки доносится:

- Хот-тите ча-а-аю?

И оцепенение с девушек спадает.

- Она что, - спрашивает Джеки, понизив голос, - правда охотилась на каннибала?

Индия неопределённо пожимает плечами.

- Во всяком случае она вся была искусанная, когда вернулась. Спасибо, хоть без бешенства обошлось.



Двери распахиваются одновременно: входная и в ванную. В проёме последней показывается раскрасневшаяся от гнева и холодной воды Линша, всё ещё злая и нервная, но старательно держащая себя в руках. В квартиру входит её хозяин.

- Какие люди при полной луне! - кривится Линша. - Здрасьте!

Лаэрт, несколько обескураженный наглостью и грубостью гостьи, вскидывает брови, но здоровается вежливо.

- У вас тут что, девичник с вином и роллами? Я невовремя?

Он осторожно косится на Джеки, а она только виновато улыбается в ответ: её и саму никто не предупреждал о визите. Но она так обрадовалась Линше, что всё остальное просто вылетело из головы.

- С чаем и кексами, - говорит Джеки. А Индия, как если бы она была радушной хозяйкой, охотно подхватывает:
- Ну что ты, какое невовремя? Проходи, садись. Жакаранда рассказала нам, что ты медиум, так увлекательно...
- Да уж, медиум, - фыркает Линша, поспешно возвращаясь за стол, занимая место рядом с Джеки. - А в доме-то беспокойный дух...
- Она никому не мешает, - улыбается Лаэрт, будто мимо ушей пропуская огрызания Линши, - главное - не трогать обои.



- А между прочим, - с хвастливым злорадством замечает Линша, - я знаю один способ избавиться от нежелательных духов. У вас нет никакой ненужной банки?

Лаэрт тяжело вздыхает и опускается на последний стул. Индия придвигает к нему блюдо с кексами. Джеки смотрит на него и думает: "Лаэрт и так наверняка весь день гонял призраков из чьего-то дома," и нападки Линши перестают казаться ей смешными.

- Я тоже знаю такой способ, - отвечает Лаэрт, - но нахожу его неэтичным. Нельзя же просто сажать кого-то в банку! И ведь она нам не мешает, правда, Джеки?

Он пристально смотрит на Жакаранду, явно надеясь, что она не станет спорить. Линша смотрит точно так же. Джеки не хочется выбирать между ними даже в таком ерундовом конфликте, она краснеет, опускает голову. И только Индия, филигранно игнорируя происходящее, по-хозяйски наливает Лаэрту чай.

- Вообще-то, - признаётся Джеки, - мне не по себе от мысли, что на меня кто-то постоянно смотрит.

Со стола убирают всё лишнее. Закрыв глаза, три девушки пытаются установить связь с миром духов. Юноша не пытается: среди разнокалиберного хлама примерно в такой же банке у него уже заперта одна душа, и будет совсем не здорово, если кто-то ненароком выйдет с ней на контакт.



Джеки мерно покачивается на своём стуле: ей легко попасть в мир духов и легко в нём ориентироваться. Гомон призрачных голосов приглушён завесой, нужно немного пообвыкнуться, а потом она без труда отыщет нужный.

- Джеки!

Голос слишком явный, отчаянно пытающийся пробиться через все остальные. Но не тот, который нужен. Жакаранда трясёт головой, прогоняя голос прочь. Но он кричит лишь отчаяннее:

- Джеки, помоги мне!

Она узнаёт этот голос, пугается и вскакивает с места, роняя стул и вырывая собравшихся из транса.



***

Ей нестрашно идти в кабинет ректора. Нестрашно. Диана раз сто повторяет это самой себе и даже почти начинает верить. Да и чего тут бояться? Страшное позади! Арена, больничное крыло - всё в прошлом, теперь всё в порядке, теперь она устроила своё будущее, теперь у неё будет хорошее образование и работа. Надо только встретиться с Достоевским. Сегодня и потом ещё несколько лет.

Пока Диана собирается с духом, чтобы открыть дверь, дверь открывается сама собой, и не остаётся ничего иного, кроме как войти.



Инидус, мрачный по своему обыкновению, поднимает на Диану усталые глаза и спрашивает:

- Разве тебе не полагается отлёживаться и восстанавливать силы?

Диана пожимает плечами.

- Решила, что надо зайти к вам...
- Напрасно. Возвращайся в общежитие.

"Вот же старый козёл! - думает Диана. - Кого он из себя строит?! Ясно же, для чего он меня сюда на руках принёс! Чего комедию ломать?"

Но вслух не говорит ничего, молча берёт руку Достоевского. А он не возражает и не вырывается.



Рука едва ли не в худшем состоянии, чем то, в котором Диана оставила её в прошлый раз. "Он молотком по ней бьёт, что ли?!"

- Ты должна научить этому заклинанию магистра Блэка - это его работа, не твоя.
- Нет, - заявляет Диана. Достоевский поднимает на неё глаза, в которых без труда читается немой вопрос. - Это моё заклинание, я не хочу им делиться.

Инидус улыбается, довольный её словами.

- Твоё? Сама придумала?

Диана отводит глаза.

- Друг помог.

Она возвращает руку на подлокотник, опускается на пол и тянется к молнии на его сапоге. Достоевский резко подвигает ногу ближе к себе.

- Нет, - говорит он, - не унижайся. Ты уже сделал больше, чем достаточно.
- Я не считаю, что это унизительно, - отзывается Диана, не вставая.
- Я считаю.

Она снова тянется к потёртой чёрной коже его сапога и видит, как гордость Инидуса борется с желанием избавиться от боли, мучающей его годами.



- Я собираюсь стать целительницей, - говорит Диана. Она врёт, она придумала это только что, для того, чтобы Достоевский поддался ей, но в то же время понимает, что почему бы и нет.
- Ну, такой своевольной, как ты, тяжело будет с магистром Блэком, - улыбается Достоевский.

Диана расценивает эту улыбку как добрый знак и всё-таки стягивает с него обувь. Инидус смущённо отворачивается: девчонка лезет куда не надо, но его гордость, очевидно, проиграла... Диане только жаль, что штаны на нём узкие, не закатать, а то можно было бы смутить его до смерти, посмотреть, где у Достоевского кончается терпение.

- Таким, как я, нигде не бывает легко, - отвечает Диана. - Но мои наглость и упёртость помогают мне пробивать путь.
- Что ты хочешь? - спрашивает Достоевский невпопад, и Диана не знает, что ему ответить. - Что ты хочешь за свою помощь?
- Ничего, - врёт Диана. - Я пришла, потому что... Потому что только поэтому вы и приняли меня.

Он понимает, что она лжёт, что если бы пришла лишь отдавать долг, ограничилась бы руками, а то и вовсе не пришла бы, пока сам бы не позвал.

- Снимите рубашку, - просит Диана.



- Вот это уже точно слишком.

Диана натыкается на взгляд его совершенно круглых глаз.

- Заприте дверь, если боитесь, что вас кто-то увидит.
- Она не запирается. К тому же с тебя хватит: не будешь умеренна, и магия сожжёт тебя так же, как меня.
- Я контролирую ситуацию, - говорит Диана, - сегодня я могу сделать ещё немного.

Им обоим уже ясно, что бастион его гордости пал почти без боя. Да и как вообще можно равнять её с другими студентками? Он бы всё равно не смог смотреть ей в глаза. И она права: она здесь лишь потому, что умеет врачевать.

- Тебя это сильно скомпрометирует, - напоминает Достоевский.
- Нестрашно, - с улыбкой заявляет Диана и переступает порог его спальни.

Эту дверь запереть можно, но нужды не возникает: никто не наведывается в спальню ректора без приглашения. А приглашение получал разве только магистр Блэк.

В спальне неистребимый дух смерти и болезни, горечи полыни и таблеток.



Диана старается не таращиться по сторонам, Инидус старается не смотреть на Диану. Послушно стянув рубашку, он съёживается на краю банкетки, подставляя израненную спину пальцам ведьмы и вздрагивая от каждого прикосновения. "Охотнее бы под плеть лёг, честное слово!" - смеётся про себя Диана, и этой мысли нет ни капли заблуждения.

- Диана? - зовёт её Инидус тихо и глухо. - Прости меня. За то, что случилось в "Грифоне". Я... - он словно бы хочет её в чём-то признаться, но вовремя спохватывается и затыкает себе рот. - Я помню, какой взбалмошной и самодовольной ты была в детстве, думал, у тебя нет шанса пройти отбор, думал, больше тебя никогда не увижу, а значит, можно пустить тебя в расход.

Он ждёт, что она, оскорблённая до глубины души, сейчас встанет и уйдёт, но Диана продолжает очерчивать пальцем края язвы.

- Я знаю, почему вы так поступили, - говорит она. - Я не злюсь.
- Мне кажется, злишься, - отвечает Достоевский. - Я унизил тебя, и ты теперь довольная собой заставляешь меня раздеваться, зная, что отказаться я едва ли могу.

"Вот это тараканы у него в башке! - думает Диана почти что с восхищением. - Какие схемы они рисуют! Какие многоходовочки!"

- Я обещаю вам, что дело не в этом! - улыбается Диана.
- Тогда позволь расплатиться за твою помощь - нам обоим от этого будет лучше.

Диана ненадолго задумывается, а потом говорит:

- А знаете, вы действительно можете сделать для меня кое-что.



***

Лаэрт перебирает струны и мурлычет хит двадцатилетней давности. Порядком захмелевшие посетители бара подпевают припеву. Жакаранда слушает вполуха, постукивая пальцами по почти нетронутому стакану.



Допев, Лаэрт подходит к стойке недовольный.

- Прошу прощения, мадама, я тут для кого глотку драл?

Джеки улыбается ему виновато. С того самого дня, когда она впервые оказалась у Лаэрта дома и увидела гитару, она время от времени просила его сыграть, а он всё время находил отговорки. И вот сегодня решил удовлетворить её просьбу, а Джеки витает в облаках.



- Прости, - просит она, - я просто никак не могу выкинуть её из головы.

Лицо Лаэрта сразу смягчается. Он прижимает девушку к себе и гладит её по волосам.

- Тебе послышалось, Джеки! Ты не могла услышать её: мы ведь с тобой столько раз выходили в астрал, её нет в мире духов.
- Я знаю, но...
- Просто эта вредная старуха, у которой я снимал квартиру, решила над тобой пошутить. Призраки часто проказничают!

Джеки верит ему: зачем Лаэрту врать?



Они возвращаются домой в сумерках, маленькие улочки непривычно тихи и пусты: порядочные люди после ужина устроились перед телевизорами.

Лаэрт тянет её к себе, выписывая какие-то незамысловатые па.

- Что ты делаешь? - спрашивает Джеки.
- Веселю тебя, - улыбается Лаэрт. - Ты такая напряжённая в последнее время, расслабься хоть ненадолго. Побудем сегодня как в "Ла-ла-ландии"!
- Где? - Джеки смеётся.
- Это фильм такой.
- Про расслабленных людей?
- Понятия не имею, но на афишах были танцующие люди, - со смехом признаётся Лаэрт. - Девчонкам он нравится, я хотел тебя впечатлить.



***

Только не это! Только не это! Долбанный Достоевский!.. Нет, надо было всё-таки его послушать... А теперь сама виновата. И что хуже всего, теперь, когда она попросила его об огромном одолжении, самой слиться уже не удастся.

Диана пулей влетает в ближайший туалет и трясущимися пальцами стягивает с себя свитер, боясь увидеть, что под ним. Кожа на груди бугрится красными волдырями, совсем как у Достоевского.

Достоевский тем временем забыл о том, что он недотрога и у него есть жена...





Джеки намекала как могла, но не сегодня, Джеки, не сегодня...

​

 

Ljubov134, Del, rat_tequila, привет) Спасибо за отзывы)) отвечать будем

❤134

э-хе-хе это всё балл за выполнение обоих романтических стремлений решила хоть че-нибудь себе взять, раз ограничения завалила

жизнь его потрепала и поломала и научила готовить

"Заживляющую мазь мне и будущему отцу моего ребёнка!"
Но я уже говорила, она не будет спать с Достоевским. И я не передумаю. По крайней мере сегодня

это да, очаровательный мальчишка

избыточный заряд, все дела

Дел <3

Никакого милосердия! Никто не будет её игнорить и убивать, пусть волдырится

Почему?

Да в смысле?! Почему?

Да уж я собиралась когда-нибудь её дописать, но это такая грязь, что лучше я сделаю вид, что никогда этого не писала

наблюдай

на следующей неделе будут дети, ну или по крайней мере беременность

Текила <3

Яна в банке

мне б кто Дианы отсыпал

с такими вопросами иди к Персефоне, я раздаю только Штраудовских уродцев

скукожится

 

ахаха ставлю сотку, опять черная рубашка во всем виновата

 

Да, они милахи

Моральные дилеммы и немного шантажа

Пфф конечно нет, нафиг она нам снаружи нужна она никому не нравится, даже демиургу

Это да, но сделает ли она выводы? Не факт

 

Оазис Спрингс совсем рядом со Стренжервиллем: от границы до границы меньше часа езды. А когда приезжаешь, кажется, что прошло уже полвека, и за это время мир успел измениться, исцелиться, расцвести, снести старые убогие дома, обшитые сайдингом, и построить новые, белокаменные, с крышами-куполами. Тут живут богатеи, и мне тоже надо бы жить тут, если бы только моя придурошная семейка так не цеплялась за этот дебильный дом!

- Всех взрослых вампиров, не готовых жить по правилам Совета, под суд, а потом ясное дело - на казнь.

Ну ясное дело. Это он на мамку мою намекает. Или на папку. Или не намекает. Это у Малкольма дело ясное, я у меня - тьма тьмущая, мерзость мерзкая, и чем дальше идёшь, тем больше мерзости на тебя налипает, и уже и непонятно, как выгребать обратно и очищаться.

- А молодняк активно пытаются пристроить в "правильные" семьи, так что у меня теперь есть, так сказать, брат. Заглядывай как-нибудь, познакомишься: он милый. Они все милые, пока такие маленькие.
- Ага, - говорю. Неинтересно мне про его брата и про семью, и про вампиров, и вообще, кто это такой и куда он дел моего Малкольма, которому всегда было до меня дело?! Почему он даже не думает спросить, как у меня дела? А то у меня тоже есть офигительная история, может, даже и поофигительнее, чем про брата и вампиров. - Я к тебе, если честно, не просто поболтать пришла...
- А ты никогда просто так не приходишь! - фыркает Малкольм.



Распахиваю ворот, а Малкольм шипит как будто я ткнула в него раскалённой кочергой. Честное слово, прибила бы его! А если б не обстоятельства, то сначала бы оскорбилась, что на мои внезапно обнажённые яблочки наливные реагируют вот так. Потом бы всё равно прибила. Но тут такая ситуация, что не до прибиваний.

- Можешь помочь? - спрашиваю.
- Н-н-нет, - кривится Малкольм. - Как тебя вообще угораздило? Жаб не учат быть сдержанными?



А ты мне тут не умничай и зубы не заговаривай, а то покажу, чему меня научили!

- Врёшь ведь, Мал! Ты ведь сам это заклинание целительное придумал, ты можешь мне помочь!
- И смотри, что моё заклинание с тобой сделало! Думаешь, я сильно хочу свою шкурку попортить?

Я вообще-то думала, что мы друзья. А с друзьями так не поступают!

- Ди, взгляни правде в глаза: Достоевский мог бы вылечиться, если бы потерпел и отказался от магии на пару месяцев, но он не хочет, вместо этого ты, стараясь изо всех сил, накапливая в себе огромный заряд, пытаешься залечить его язвы. А наутро он снова колдует, и все твои усилия насмарку, но ты хочешь выслужиться, и поэтому не позволяешь себе отдохнуть. Вы оба знаете, в чём проблема и в чём решение. Не надо втягивать меня во всю эту порочную схему.

Да ты! Да ты!

Я бью его по морде до того, как решаю, кто же он и чего заслуживает. Малкольм даже не кривится и не шипит на этот раз.

- Сильно болит? - спрашивает.



***

- Яна...

Лес тёмен и тих, сосны лениво покачивают на ветру меховыми рукавами, где-то недалеко ухает сова. Место он не выбирал и не знал заранее, просто пошёл, куда пошлось, и решил, что вот тут под соснами будет хорошо. Неприметно. Жирная земля услужливо позволила его ботинкам наметить тропу: по ней он выйдет назад и больше никогда сюда не вернётся. Даже если захочет. Он не найдёт её в незнакомом лесу.

- Яна, сколько же от тебя проблем.

Усевшись на упавшую сырую и поросшую лишайником сосну, Лаэрт курит. Это же была просто шалость! Жестокая - да! Яна унизила его перед Жакарандой, он хотел унизить Яну в ответ. Всё это не должно было зайти так далеко.

- Откуда ты взялась такая? Почему не можешь просто играть по правилам?

Яна прямо перед ним, но её голос не слышно в мире живых.



С неприятным делом нужно закончить побыстрее и поскорее убраться отсюда. Лаэрт поднимается с сырого дерева, берётся за лопату: яма уже выкопана, сталкивай туда врага и присыпай землёй.



***

Больно не было, нет. Обожгло калёным железом и сразу остыло.

Так я думала. Думала, что это самое страшное, что может случиться: с меня слезет кожа. И откровенно говоря, это довольно стрёмно, потому что мне вот нравится моя кожа, и я чё-то вообще не хочу, чтобы она облезала... Вернувшись к себе от Достоевского, я всё боялась, как бы эта стрёмная фигня у меня на груди не начала болеть, и как бы её никто не заметил. Но она не начала, и никто не. А наутро я попала практически в полное распоряжение магистра Блэка.

Он умный мужик, шарит в своём целительстве, он всё показывал мне, рассказывал и, хотя тогда я ещё не освоила и азов анатомии, заставлял меня отрабатывать простенькие заклинания. Они должны были лечить, не способны были причинять вред, но каждое магическое слово обжигало и заставляло сжаться в комок. Мне казалось, водолазка на мне вот-вот вспыхнет, и тогда мне конец. Но пылала только моя кожа.

- Ты знаешь заклинание "репаро"? - спросил он, и я, конечно, знала, потому что я, может, и тупила иногда, но тупой не была. - Ты же знаешь, что оно не работает на предметах, повреждённых магией? Так же и с телами. Ты не можешь магией вылечить травму, нанесённую магией...



- Намекаете на его руки, да? - вспыхнула я.

Мне показалось, что он всё знает, что он всё понял, что он увидел, как я сжимаюсь в комок и прячу то, что и так не видно.

- Вам не нравится, что я к нему ходила, не нравится, что я не делюсь своим заклинанием?

Лицо у него... не знаю, неприятное. Могло бы быть красивым, если бы не его выражение: такое, как будто его не удивляют твои слова, как будто он заранее всё знал, и был этим недоволен.

- Я боюсь, что твоё заклинание сделает только хуже.
- Сами-то вы тоже там поколдовали!
- Потому что без магии нельзя было помочь!
- Как будто теперь можно!

Блэк усмехнулся - ни усмешка, ни улыбка, никакое выражение вообще его не красило - и протянул мне флакон.

- Календула, - сказал он, - чайное дерево, кровь ящерицы, кровь вампира и дроблёный вечный лёд.

Зашибись у него были неволшебные методы! Научно и запатентовано, стопроц! Я не взяла бутыль. Может, и зря, но тогда я была вся на нервах, распалённая спором, и я бы просто разбила её прямо об пол лазарета.



***

- Ну, как тебе? - спрашивает Линша.

Дом меньше маминого: всего два этажа против её четырёх. И тут нет ни сада, ни бассейна, ни кучи спален, но он почему-то кажется даже больше и просторнее. Наверное, это только пока мебели нет...

- Я теперь живу здесь рядом, - рассказывает Линша, - и подумала, может... Может, ты захочешь вернуться в город, и мы будем бегать друг к другу в гости по вечерам и вместе растить детей, и всё такое...

Стренжервилль находился в живописном месте, не был густо населён и подавал большие надежды. Когда Текома уснула, люди кинулись покупать тут землю и открывать всё, что только можно было открыть, а теперь, когда по моей вине тут снова стало опасно, дома продавались по дешёвке, но даже так...

- У меня нет денег на дом, Лин.



- Продай дом твоей мамы, - предлагает Линша.

Легко сказать - продай! Кому я его продам в городе, из которого все бегут? И к тому же куда девать Диану и дядю?

- Там же всё равно никто сейчас не живёт, - говорит Линша.
- Как это - никто? - спрашиваю.
- Эта мелкая заноза в "Жабе" и живёт в общежитии, а Оберон в тюрьме, и вряд ли оттуда выйдет, так что...
- В смысле в тюрьме?

Огромные глаза Линши словно бы становятся ещё больше.

- Ты что, не знала? Как о таком можно не знать? Ты же ведь сама...
- Нет, Лин, меня с этой должности сняли...

Я догадывалась, что так будет, но надеялась, что всё-таки всё обойдётся. Я ведь говорила, говорила ему уехать!



- Ну, - вздыхает Линша, - его назначили виноватым, раз уж Яну не смогли найти.
- Она мертва, - говорю я вдруг, сама даже не до конца уверенная в своих словах. - Только я... Никак не могу установить с нею связь.

Когда Линша удивляется, и её глаза становятся такими большими, она выглядит совсем как ребёнок.

- Я слышала её, - говорю, - думаю, что слышала. Когда вы с Индией приходили, помнишь? Лаэрт говорит, что мне показалось...
- Если хочешь, можем выяснить, - говорит Линша, - у меня есть один хороший знакомый на той стороне, большой мастер копаться в грязи... Только чур, мужику своему - ни слова не говори!

Ясное дело, я хочу! Хочу, чтобы ситуация как-нибудь да разрешилась, и Оберона освободили. Так что я, конечно, соглашаюсь.



***

Нестрашно мне к нему идти! Вообще нестрашно, нисколько!

Хорошая ведьма боли не боится - так сам Достоевский говорит. Так что смиряй своё тело и свой дух, аффирмации там произноси, и режь руки для ритуалов, отчаянно сражайся на дуэли, колдуй так, как будто иначе умрёшь. Если так не можешь - не суйся в магию вовсе.

Блэк ничего ему не сказал, если он вообще сам что-то знает, и Достоевский покорно протягивает мне руку.



До того, как попасть сюда, я думала, что он нервный и нелюдимый, крикливый и страшный человек, но у него обычно такое светлое, такое безмятежное лицо. И глаза не колючие и злые, а любопытные. Он, наверное, в молодости был красивым...



Пока рисую знаки на его руке и невольно любуюсь тем, что себе навоображала, у него тяжелеет взгляд, брови ползут к переносице, а уголки губ - вниз, а потом я сама вдруг падаю прямо на его колени, и пуговица с рубашки, отлетев, стучит по полу.

- Это что такое? - спрашивает.

Нормальный вообще, нет? Рубашку на мне порвал, и ещё предъявы кидает!

Отскакиваю, пытаюсь поправить рубашку, а он поднимается мне навстречу.

- Что это такое, я тебя спрашиваю!
- Сиськи! А что вы там ожидали увидеть?!
- Контролируешь ситуацию, значит?



- Да, контролирую! Всё в порядке!

Сама не замечаю, как начинаю кричать, и на глазах наворачиваются слёзы. У Достоевского такой вид, будто он готов дать мне по морде, и он, наверное, и правда готов, так что мне приходится усилием воли понизить голос, хотя тон всё равно такой, что только по морде мне за него и бить.

- Не делайте вид, что вас это уж очень тревожит: тут девушки постоянно ранятся и калечатся, у многих на всю жизнь остаются шрамы, так почему я...



- Потому что они это делают ради себя самих, - отвечает Достоевский. Очень грозный и строгий. - Если ты хочешь лететь выше и быстрее остальных и в итоге падаешь с метлы - это только твоя вина, если ты не соблюдаешь правила техники безопасности и обжигаешься о котёл или ядовитый плющ, или тебя кусает саламандра - это твоя вина. Твоя вина, твоя ответственность, твоё самомнение. Ради меня себя калечить не смей.

Он, между прочим, очень горячий, когда вот такой серьёзный и строгий и заботливый... И когда с едва заметным усилием воли успокаивается и говорит уже ровно:

- Ты на три дня освобождена от занятий.



- Поцелуйте меня ещё раз, - прошу.

Он делает вид, что не услышал. Протягивает мне тот самый флакон, который накануне пытался всучить мне Блэк.

- Мазь из календулы, - говорит, - сиди в комнате, обрабатывай воспаление, учи анатомию - или что ты там учишь. Узнаю, что колдовала - велю привязать тебя к койке в лазарете. Иди.



Вот это стыдоба! Позорище позорное! Самый кринжовый кринж за всю историю кринжа!

Флакон падает, но оказывается прочным и просто катится в угол, звонко постукивая.

Нафига я просила меня поцеловать?! Я чё, вообще?! Как я теперь ему на глаза покажусь? Да я!.. Я... Свалю нафиг из этой академии! Или подожгу её лучше! Или себя... Да я щас так колдовать буду, что облезу сильнее, чем Достоевский! К койке он меня привяжет! Себя бы куда привязал!

Нет... Блин. Блин! Я отчислюсь.



***

Лаэрт хмурится:

- Чёт, по-моему, это какая-то муть.
- Ужасная муть, - соглашаюсь, - ужаснейшая просто. И что хуже всего, это ты меня притащил на неё смотреть. Стыдно должно быть!



Лаэрт возмущённо и до глубины души оскорблённо вскидывает бровь. В темноте кинозала прям страшный вампир - куда деваться!

Смеюсь, и он смеётся тоже. Сзади на нас шикают.

- Никаких тебе больше "Ла-ла-ландий" тогда, - фыркает Лаэрт. - Теперь только "Стренжервилльская резня пластиковым ножом"!



- Да я защекочу тебя быстрее, чем ты достанешь свой нож!

Лаэрт ужасно-ужасно боится щекотки! Визжит, как девчонка, и вьётся ужом. Он и теперь уворачивается от моих рук.

- Джеки, нас отсюда выгонят!
- Пусть выгоняют, всё равно дурацкий фильм.



Хороший день. Один из многих-многих хороших дней.

Город пыльный и душный, стоит жара, даже воздух плавится и дрожит. Зря надела майку: плечи сгорят, пока до дома дойдём.

- Лаэрт? - зову. - Слушай, а ты не думал о том, чтобы нам вернуться в Стренжервилль?

Я знаю: ему не нравится тот наш дом, препаршивые о нём воспоминания. Мне и самой он не нравится, так что... Мы оставили бы его дяде и Диане, а сами поселились бы рядом. Или разменяли бы его на два дома поменьше.

- Ты хочешь вернуться? - он удивляется. Лаэрту нравится его город и его квартира. И тут и правда здорово.
- Иногда.
- Ну я... мы подумаем об этом, ладно?



***

- Мы раньше жили здесь, - рассказывает Аида. - Ну, не прямо здесь, а... на этом же острове. До того, как отца арестовали.

Тут здорово. Прекрасный Остров не просто так называют Прекрасным. Горы и звёзды, пахнет сосновой смолой и сверчки поют. От "Жабы" досюда совсем недалеко. Было бы здорово... Ну вот опять! Нет уж, нафиг!

- О чём ты думаешь таком, что у тебя лицо так быстро меняется?



- О Достоевском, - признаюсь. - Я попросила его поцеловать меня.
- Зачем?

Смотрит она на меня, как на дурную, от которой стоит отсесть, пока про неё чего не подумали.

- Ну знаешь, он ведь такая целовашка!
- Не знаю. Он старый, зелёный и потом, все знают, что он дальше своей жены не смотрит. Он с тобой не то, что целоваться, ногами твоими любоваться украдкой не станет.



- Но мы целовались!
- Он ведь сказал потом, что так пытался тебя разозлить. Разве нет?
- И я была в его спальне в академии, и даже заставила его раздеться.
- Это-то зачем?!

Аида бы всё поняла, если бы тоже училась в "Жабе". Она бы оценила его и прониклась к нему. И ей, с её нетрадиционной интуитивной магией было бы легче лёгкого попасть туда. Она просто не захотела.

- Ну, колдовала я над ним...
- То есть раздела без сексуального подтекста?
- Да это неважно!



- Нет, это важно! Ди, ты же изучаешь целительство, перед тобой теперь много кто разденется, нельзя во всех подряд влюбляться.



- Я в него и не влюбилась!
- Ну как скажешь.

Аида улыбается так, как будто ни одному моему слову не верит, но готова играть в мою игру.

- Я же тебе добра желаю, - говорит она. - Тебе бы нормального мужика. Кого-то по возрасту, симпатичного, кто нравится тебе и без ума от тебя.
- От меня все без ума, - говорю. - А под остальные пункты что-то никого не могу подобрать.
- Начинается на Малкольм, - смеётся Аида, - заканчивается на Ландграаб. Быстро же ты позабыла свою школьную любовь...

Когда сдался Совету, чтобы девочек не тронули, а эти курицы тебя даже не навещают
Вообще, упорото, учитывая, что они в одном доме всё ещё живут...

Сюжетно холодный Достоевский без конца сам просит Диану пососаться или сходить куда-нибудь



орсола: Ига казнили, Соль стал бесплотным духом, прячась от Совета
соседские истории:

​