Чёрный вдовец и озеро мёртвых лебедей

Перенапряжение (Гита) - 3 балла
Истерика (Агата) - 6 баллов
Голод (Настасья) - 3 балла
Избыточный заряд (Эмилия) - 3 балла
Старость (Минерва) - 3 балла
Солнце (Беатриче) - 3 балла
Утопление (Кенди) - 3 балла
Гипотермия (Мойра) - 3 балла
Съедение жвачным растением (Шивон) - 3 балла
Падение со скалы (Ева) - 3 балла
Смущение (Джемма) - 6 баллов
Гнев (Юки) - 6 баллов
Промежуточный итог - 43

Дочь Леопольда пострадала, пора страдать сыну. Как и говорила, со смертью Свиридовы играют полным составом
Важный момент: сюжетно Генка не на всех этих женщинах будет жениться ardon
Я постараюсь в этот раз принести не только грязь и чернуху, но и что-нибудь красивое и интересное)[/URL]

vBulletin [media]

The Nutcracker, Op. 71, Act II: No. 14a, Pas de deux. Andante maestoso​

 

Не так он представлял себе возвращение домой. Не так и не по такому поводу.

Так себе было утро, пасмурное и промозглое. Под этим утром родной город казался совершенно неприветливым и безжизненным, одинокая поездка на такси выдалась вдвойне удручающей. "Не надо меня встречать. Что я маленький? Сам не доеду?" - так он сказал сестре, и уже начинал жалеть об этом, потому что Люба скрасила бы утро одним только своим присутствием.



Квартира такая же, как и раньше. Ну, если, конечно, гроб не считать... Обычно гробы в центре комнаты разом преображают помещение, но не это. Как будто у них в гостиной всегда стоял гроб. "Папа умер. Приезжай". Он приехал, и сразу же нутром почуял, что в доме никто не умирал.



- А где... хоть кто-нибудь?

Он помнил, как хоронили мать: в доме была толпа, и эта толпа рыдала и причитала, гладила его по голове, прижимала к груди, а отца хлопала по плечу и велела крепиться. Так и должно было быть: все, кто знал и любил его, должны были явиться проститься.

- На кладбище будут, - хлопнула ресницами Любаша. - Не хочу этих лицемеров дома видеть.
- От чего он умер?

Разговор явно не клеился. Возможно, потому что в таких ситуация вообще не принято разговаривать, а по-хорошему надо бы обнять рыдающую сестру покрепче, но - вот ведь незадача - она не плакала.

- Сердечный приступ.
- А чего тогда гроб закрыт?



Он встал и похлопал гроб по крышке, будто старого друга.

- Маму мы тоже хоронили в закрытом. Ты помнишь?

Люба не помнила, но отвечать не стала. На брата она смотрела странно.

- Ты знаешь, куда он уехал?
- Кто?
- Отец.

Юноша вдруг рассмеялся, пронзительно и громко:

- Кончай придуриваться! Куда он поехал, и для чего весь этот спектакль? Думаешь, я поверю, что моя сестра, которая только что не молилась на отца, на его похоронах и слезинки не проронит? Думаешь поверю, что тебе хватило бы наглости и мужества в такой момент ещё и противостоять родне? И куда так кстати подевалась собака?

Люба молчала, а её брат был чрезвычайно доволен собой. Геннадий Свиридов, солист чикагской балетной труппы, в спектаклях разбирался.



Что удивительно, в смерти он разбирался нисколько не хуже. И дело было вовсе не в его матери, от чьей гибели отец всеми силами старался его оградить.

Нет, всё началось много позже, когда окончив училище, молодой человек перебрался в Америку и попал в труппу. Она была разрознена. Казалось, что всё работает как единый механизм, если только в мире бывают такие механизмы, где каждая шестерёнка с радостью займёт место шестерёнки побольше, если только представится возможность. Он был таким же, маленькой пираньей, ничем не приметной, не отделимой от стайки.



А потому, когда Гита Расойя, бывшая прима, а ныне - член совета попечителей, попросила его зайти к себе, мальчишка удивился. Она начала издалека:

- Вы не находите странным, что при ваших данных главные партии упорно обходят вас стороной?

Он только усмехнулся: хорошо было бы всё в этой жизни получить за длинные ноги и широкие плечи. Но так только на словах бывает, а на деле оказывается, что таких как ты, высоких и фактурных, в наличии целый набор.

- Партии принцев? Я не хочу быть принцем - не моя история...



- А вы от скромности не помрёте, Свиридов! - рассмеялась Гита. - Вы не в том положении, чтобы отказываться от больших ролей.
- У вас что, принца нет? Я лично четверых подходящих знаю, и они с радостью...



Он не договорил. Перебивать Гита не стала, но вздохнула до того скорбно и театрально, что юнец и сам замолчал.

- Вы всегда казались мне благоразумным и рассудительным. Ну так скажите, каким вы видите своё будущее?

Мальчишка молчал.

- Будете упрямиться до последнего? - предполагала Гита. - Так и завершите карьеру корифеем? А дальше что? Думаете, мир примет вас и ещё сотни таких же с распростёртыми объятиями?

Дело было в упрямстве - и только! К некоторым образам душа не лежит, и пустые образы принцев, героев-любовников, которые не могут зацепить историей, и пленяют лишь длинными ногами и тяжёлыми кудрями, был как раз таким.

Но он глядел на Гиту, поседевшую, но не утратившую ни грации и изящества, ни живого девичьего блеска в глазах, и понимал, что она только это в нём и видит - красивое лицо в обрамлении кудрей.



- Зайдите ко мне вечером, - попросила она доверительным шёпотом, - мы с вами потолкуем о вашем будущем и возможностях.

Он отшатнулся от её руки, ни отказавший от предложения, ни согласившись. Но ласковая маска спала с лица Гиты.



Начало сезона казалось бесконечно далёким. Большая сцена была темна, зал перед ней пуст, а где-то в недрах театра обновляли декорации, где-то там блестели камнями корсеты. Ему нравилось приходить на сцену в одиночестве и, пока никто не видит, раскрываться пустому залу без остатка.

Он любил это место, но знал, что оно не умеет любить в ответ.



Большие города никого не запоминают и никого не любят. Они каждый день оставляют сотни человек без работы, без средств к существованию, без крыши над головой.



Можно искать долго, бесконечно долго, своё место. Находить его и терять снова. Понимать, что просто так никто ничего не получает, что все люди одинаковые, просто в ком-то слишком много гордости. Перебирая варианты, пути к отступлению, он усмехался: дело было в гордости - и только! В нежелании, в неспособности признать, что он не станет танцевать партию принца, потому что ему её никто и не предлагает.



И поэтому предложение Гиты становилось всё более и более заманчивым, чем дольше он о нём думал. Быть может, если бы времени на размышления было больше одного вечера, но увы...

Гита удивилась ему. Удивилась, а потом - обрадовалась.

- Я знала, что вы образумитесь. Вас ждёт большое будущее!
- Благодаря вам? - не сдержался он.
- Вовсе нет. У вас есть одна ценная черта - вы можете переступить через себя и принять помощь и благодетель. Один человек в наше время не может сделать почти ничего...



Про себя он называл её не иначе, как старухой, и всегда думал: "Эта старуха сведёт меня с ума". Он готов был сжечь её вместе с тем, что она называла благодетелью, но боялся за себя самого. Кто знает, кто занял бы место Гиты, и к кому этот кто благоволил бы.

Маленькие пираньи окружали его со всех сторон. Стали бы они отворачиваться горделиво, представься возможность? Едва ли...



У неё был двухэтажный дом за городом. Дом с большими окнами, пушистыми коврами и бассейном. Дом намного лучше той квартирки, которую он снимал.

Ему нравилось приходить в этот дом, нравилось, что полы, панели на стенах, столики, ножки диванов и оконные рамы блестели мастикой. Под окнами дома росли розы, букеты наполняли дом запахами.



- Когда-нибудь у тебя будет такой же, - обещала Гита.



Он верил ей.

Верил, потому что огласили списки ролей, потому что в скором времени начались репетиции, потому что по снятым с него меркам шили костюм принца Зигфрида, а на афише появилось его имя. Гита наверняка была собой довольна.



И она наверняка хотела бы увидеть его на сцене в этом образе, но увы...

- У старухи встало сердце, - любезно поделился принц со своей труппой. Они понимающе переглядывались.

Про себя он охотно добавлял: "Она была очень самонадеянной. Думала, что может всю ночь скакать в койке, как молодая".



Его не расстроила её смерть. Напротив - было в этой смерти нечто успокаивающее, завершающее, правильное. Старуха была безвольной мёртвой розой, покрылась мастикой.

Ему было немного грустно покидать её дом. "Если однажды у меня и правда такой будет, - думал Свиридов, покидая этот дом в последний раз, - я не удержусь и спрячу труп в розовых кустах".



Техническое

​

 

orsola, привет!
Пришла в театр, заняла скромно место на втором ярусе Никого не знаю, ничего не понимаю, но представление посмотреть хочется
(буду рада пояснениям отсылок про родственников и пустые гробы, можно в личку))) Из первого действия могу судить, что мальчик далеко пойдет и ни перед чем не остановится Чего, собственного, ему и желаю =) Мимолетность истории, как и симской жизни, несмотря на свою краткость, дала хорошее представление о том, что тут творилось, и о характере Гены.... Кстати, как забавно звучит имя в этом склонении. Гены Правда, я думала, первая смерть будет в итоге от старости, но видимо, товарищ не мог так долго ждать =)))) некогда!

 

rat_tequila, Del, 4aika_li, здравствуйте, дамы) Спасибо, что высказались

rat_tequila

ахах да, Любашка мамина копия, а Генка в отца пошёл и слава богу

Спасибо)) Люблю вообще переделывать стандартных симов

ахах да, захотелось как-то разнообразия, а не одних только молодых и прекрасных Молодуху всегда можно будет в старости завести

Спасибо

Del

Нет мы нагнём всех

Он не страдает, это так, для красного словца Вообще, он достаточно циничный и расчётливый, видит цель, не видит препятствий и не растрачивает много ресурсов на рефлексию. По крайней мере в этой ситуации

Ну чё уж так-то Нет, будет у него любовь, большая и чистая, и не одна

ахах спасибо) делаем всё возможное, чтобы вы орали

4aika_li

Та можно и здесь Папка у них упырь, Гена об этом знает давно, поэтому изначально относится к "похоронам" скептически. Любашка случайно увидела, как отец жрёт её одногруппницу, и тоже сбежала, ну а отец, поняв, что эта гейм из овер, инсценировал смерть и, прихватив ротвейлера и молодую аспирантку, переехал в Германию.

Спасибо))

Ну почему, у нас будет смерть от старости, но несколько позже

 

В первые годы жизни на западе его удивляли кладбища. Не места одной только скорби, но трогательные и тихие парки, в которых можно прогуливаться. Он слышал даже, будто где-то на кладбищах устраивают пикники. Что ж, в России их тоже устраивали, только раскладывали не плед, а конфеты и сигареты у подножий крестов.

- Я уже и забыл, как это бывало, - сказал он сестре.



Шёл дождь, и как грибы во время дождя, зонты распускали свои шляпки. Ютящаяся под зонтами толпа скорбно всхлипывала:

- По нему даже небо плачет!

А молчаливые могильщики со скорбным видом откидывали в сторону сырую землю. Чавкали лопаты.

- Неплохо получилось, - прошептал Гена, склонившись к уху сестры. - Я почти верю.

Люба смотрела на брата зло и то и дело косилась на окружающих, будто боясь, что они услышат.

- Не бойся, - советовал он, - они не поймут.



- А ты у нас что, много понимаешь в искусственных похоронах? Часто так притворяешься?

Ей вдруг стало страшно, что брат тоже совсем не так молод, как говорит. Быть может, он тоже вампир, и вместе с отцом они часто устраивали такие представления?

- Нет, - ответил он. - Но как-то раз нам пришлось инсценировать жизнь...

В то мгновение Любе показалось, что в уголках его глаз появились слёзы. Впрочем, плакать на кладбище не возбранялось...



***

До смерти старухи их с Агатой знакомство было весьма поверхностным. Он слышал, что она вредная, капризная, самовлюблённая. Ему искренне хотелось во всё это не верить, но Агату не любили ни партнёры, ни постановщики. Увидев её имя в списках, он расстроился.

- Давай поаккуратнее! Я всё-таки не мешок картошки! - визжала она, отчаянно размахивая руками. В другой ситуации Гена, наверное, отметил бы, что такая жестикуляция придаёт ей сходства с итальянкой, но тогда Агату просто хотелось выбросить из окна.

Дважды за вечер сходив за кофе, балетмейстер велел заканчивать репетиции, и ушёл. Но Агата уходить отказывалась.



В какой-то момент казалось, что если он попробует станцевать эту связку ещё один раз, то просто упадёт и умрёт на месте.

- К чёрту, - сказал он Агате. - Я совершенно выдохся, продолжим завтра...
- Это не тебе решать! - взвизгнула Агата. - Я тут прима!
- Ты не прима.
- Но буду!

Агата была совсем ещё юной, с девичье-круглым личиком и огромными оленьими глазами. Он видел в этих глазах ещё несломленную девочку-отличницу, убеждённую в том, что всего в жизни можно добиться упорным трудом. Ему мучительно не хотелось рушить её взгляды, вот только Геннадий Свиридов, солист чикагской балетной труппы, знал наверняка, что можно сбивать свои ноги в кровь, можно дневать и ночевать в зале, но так никогда и не приблизиться к своей мечте.



Он знал, что достоин многих вещей в своей жизни, в том числе и этой роли. Так он считал, пока не начал работать с Агатой. Рядом с ней ему делалось стыдно. Рядом с ней будто бы что-то натягивалось и ломалось внутри. Он вовсе не был ленивым, его работа не была халтурной, ему всегда казалось, что он танцует с полной самоотдачей. Но ему это место досталось значительно легче, а она боролась день изо дня, доказывая, что достойна.

Совесть не позволяла ему уйти. Их репетиции порой затягивались до глубокой ночи.



Наутро он чувствовал себя совсем юнцом, новичком в академии, чьё тело ещё не окрепло и не привыкло к нагрузкам. Каждое утро он ненавидел Агату и ненавидел себя самого за то, что не сказал ей: "С меня хватит", и не ушёл.

Она была права в своём рвении, в своей преданности сцене. Этим она вдохновляла и подкупала.



Он понял, почему её считали высокомерной - она не гуляла с остальной труппой. Они могли пойти все вместе в парк, бар или клуб, развлечься и расслабиться, но она - нет. Не потому что Агата считала себя выше их или не хотела проводить с кем-то время, просто вся её жизнь без остатка состояла из репетиций. Она посещала только мероприятия театра - встречи со спонсорами, прощания с примами, представление новых.

- Я так от тебя устал, - эти слова Гена повторял ей часто, и она всякий раз пропускала их мимо ушей или отмахивалась: "Я тебя не держу", но порой она вспыхивала как спичка:
- Я от тебя тоже устала! Думаешь, ногами перебирать научился - и всё? Достаточно? А как же чувства, любовь? Я в твою любовь не верю!
- Много б ты в любви понимала...
- Чего я вообще ждала от русского? Все знают, что вы холодные и безэмоциональные!
- Да уж куда мне до твоего бурного романа с балетным станком?!



Она краснела очень быстро и очень заметно, чем немало веселила товарок. Агата покраснела и тогда, но Гена не улыбнулся ей в ответ.

- Что с тобой не так? - заметив, что на них поглядывают, он понизил голос. - Твоя жизнь кончится быстрее, чем ты думаешь. Правда собираешься всю её провести в зале?

Агата посмотрела на него зло. Не нахально и ехидно, а только зло, как не смотрела прежде никогда.

- Знаешь, что кончится быстрее? Твоя карьера, - сказала она. - У тебя останется ещё примерно половина жизни, чтобы ходить по барам и клубам, но не останется возможности купаться в овациях и лучах славы.



Ему вдруг стало жаль её. Девочку-отличницу, убеждённую в том, что если не стараться, если не достигать вершин, то никто никогда не полюбит, в том, что сначала надо учиться, а потом работать-работать-работать, а жить когда-нибудь потом, жить успеется.

- На что тебе овации тех, кто завтра о тебе забудет? - спросил он. Она не ответила, смутилась, а он протянул ей руку: - Идём.

Агата испуганно оглянулась по сторонам, будто опасаясь, что её поводок вот-вот одёрнут, заставят сесть на место.

- Я же не прошу тебя сбежать в другую страну, - улыбнулся ей Гена. - Просто погуляем. Проживём один вечер как нормальные люди, а утром вернёмся в театр. Я клянусь.

Она поверила ему.



И хотя и в тот раз, и во все последующие Гена всегда возвращал Агату вовремя и не срывал репетиций, окружающим по-прежнему казалось, что между ними пробежала кошка.



- Ну ты и актриса! - смеялся он над девушкой. - Кто ж так умирает?
- Ну давай, покажи мне, как надо, раз умный такой! - взвизгивала она.

Они не ссорились по-настоящему. Ему велели заткнуться, а ей - повторить связку.



Он прекрасно знал, что это неправильные отношения, что без конца ругаться и мириться - не вариант. Ещё он знал, что здоровые отношения не бывают такими яркими и живыми.

Ему бывало немного стыдно перед Агатой. Она оказалась доброй и искренней, она радовалась любым мелочам будто ребёнок, а он был "холодным безэмоциональным русским" со злыми шутками и без высоких моральных принципов. Агата, наверное, заслуживала кого-нибудь получше.



Он прекрасно знал, что те корифеи, которым совсем нечем заняться, делают ставки, долго ли продержится их союз. Гене и самому было интересно.

Перед самым носом маячило открытие сезона, зал был прибран, а огромная хрустальная люстра зловеще поблёскивала во тьме под потолком.

Агата оступилась и едва не упала. Он хорошо помнил это, и часто укорял себя в последствии за то, что не придал этому большого значения.



- Ты слишком далеко поставил ногу! - завизжала Агата прежде, чем он успел спросить, в чём дело.
- Да я у тебя всегда и во всём виноват...
- Ну не я же виновата в том, где твои ноги!
- Да ты просто вымотана, и своими собственными ногами еле перебираешь!

За кулисами принимали новые ставки: расстанутся или нет? Гена увидел, усмехнулся.

- Не тебе меня отчитывать! Ты мне кто? Муж? Отец?



Наверное, ситуация была не совсем подходящей, а может быть, даже и совсем неподходящей. Он планировал сделать это в день спектакля, после того, как опустится занавес. Но опустился перед Агатой на одно колено прямо тогда, на репетиции.

- Мужем могу стать. Если согласишься, конечно.

Разумеется, Агата была растеряна. Все были растеряны и не понимали, почему эта пара вообще существует. Они всё время ссорились, и каждый раз казалось, что им надо бы расстаться. Но Гена улыбался, а Агата согласилась за него выйти.



Он хорошо помнил день того злополучного спектакля. Он помнил, как стоя за кулисами, смотрел на свою танцующую невесту и думал, в какое же прекрасное существо превратилась та, кого в первые дни знакомства он собирался выбросить из окна.



А потом Агата упала. Упала именно там и именно тогда, когда должна была. Упала неестественно, будто подстреленная.



Зал рукоплескал, а она лежала недвижимая, неестественно вывернутая, как позже оказалось - на самом деле мёртвая. Неудачно упала, не специально, свернула шею.



Позже патологоанатомы скажут, что у Агаты на ноге были сломаны два пальца, и сломаны как минимум неделю. И кто-то подивится её стойкости и выносливости, а кто-кто возмутится: "Эта дура собиралась весь сезон танцевать с переломом?"

А тогда занавес опускался, казалось, целую вечность, и пока он опускался, можно было отчаянно верить, что Агата всё-таки играет, что она поднимется и выйдет на поклон. Но она не вышла.



Техничка

​

 

Спасибо, я рада, что нравится
правда теперь я буду вдвойне бояться ляпнуть какую-нибудь фигню ахах

ахаха вообще нет Какое счастье может быть у чёрного вдовца?
Зато местами можно будет задорно похрустеть стеклом

Спасибо))

Да ничего особенного. Гене - чтобы сильно звучало именно как имя для танцора, а Любашкино вообще с потолка взяла

 

orsola, какое интересное у вас начало сезона =)))) Очень эффектная получилась смерть, на сцене, еще и в тему
И зрители рады, и спектакль не испорчен
Интересно, Гена и дальше будет прорежать театральную труппу? Или слишком палевно? )

 

От истерики

не знаю. Буду я полную биографию сочинять для девушки, которая 2.5 дня прожила

Я планировала один большой бонус после завершения челленджа не с доведениями до смерти, а вообще

Наблюдай

Спасибо))

Ну, следующая еще будет балериной, а потом сделаем перерыв

 

Да уж, замутил со старухой, а потом и днюет и ночует Если он и шарит, то явно в чём-то не том

Покупаешь зелье счастья, которое даёт +100 к счастью, ловишь парочку игривых мудлетов, и всё это счастье превращается в дикую истерику
Хотя пока я до этого додумалась, истерика чуть у мен самой не случилась

Да, стыд - наверное, самое трудное

 

Это был странный повод для встречи с сестрой, странная сама встреча, и такое же непонятное, скомканное прощание. Он пообещал звонить почаще и приезжать хоть иногда. Люба обещала не унывать и однажды приехать.

- Не провожай меня, - он улыбнулся, - я не заблужусь.

Ей ещё возиться и возиться с нотариусами, а его ждал театр, ждала сцена, на которой ещё долго будет лужать призрак Агаты, и залы, привычно оживлённые, как будто для всех остальных её смерть ничего не значила. Он не был готов вернуться туда, но возвращаться больше ему было некуда.

И вдруг его окликнули:

- Генка?! Ты?

Он обернулся, и девчонка обрадовалась старом знакомому ещё больше:

- Вернулся?!
- Папа умер, - не стал он выдумывать причину.



Ему снова пришлось выслушивать соболезнования и сопереживания. Настя не играла и не притворялась: она знала отца.

- Он был таким замечательным человеком!..

Да, был бы, если бы был человеком...

Она была его девушкой когда-то, лет... десять назад. Маленькая тонконогая фея, тихая и пугливая, прячущаяся за его спину. Рядом с ней он чувствовал себя настоящим рыцарем. Он по ней скучал.

Он и сам не понял, как разговорился с ней, поменял билет, и обосновался в кафе. Настя пила чёрный кофе.

- Хочешь ещё немного похудеть? - усмехнулся он. - Тебе уже некуда!

Она всегда была худой - кожа да кости - не из-за диет, нет. Генетика такая.

- Хочу, - ответила она. - Скоро съёмки для афиш.



Он знал, что она врёт. Нет никаких съёмок.

Про Настю всегда говорили, что великой балерины из неё не выйдет. Маленькое тельце, длинные ноги - это да, гибкость, выворотность - оболочка была идеальна, но внутренний мир она прятала за глухим фасадом. Невзрачная, маленькая, пугливая.

Им нельзя было встречаться, никому в академии нельзя было. Глупый запрет - подростки таким никогда не следуют! Они прятали свои мимолётные объятия и жадные поцелуи меж декораций за сценой, за длинными рядами стоек в костюмерной. Конечно, их видели иногда...

- Она тебя оттеняет и тянет на дно, - вот, что он слышал. - У тебя великое будущее, а у неё - нет!



А он снова и снова как будто случайно переплетал с нею пальцы.

Это больше не была пылкая и жадная любовь - не так скоро после Агаты. Это было нежное и трепетной чувство, ностальгия по беззаботному детству.

- Я по тебе скучаю, - призналась она. - Часто.

Он тоже скучал по ней и иногда даже мониторил её инстаграм. Она уже с год не танцевала... Ему захотелось забрать ей с собой, раз уж тут её ничего не держит - как будто труппа была единственным, что способно было держать!

- Почему мы расстались? - спросил он.
- Потому что ты уехал...
- Неправда...



Он уехал как раз потому, что не хотел оставаться рядом с ней. Было время, когда казалось, что он любит её больше жизни, когда казалось, что он готов поступиться карьерой ради неё. А может, даже и не казалось...



А она...

- С ума сошёл? Я за тебя не выйду!

Она, похоже, ничего подобного к нему не чувствовала...

- По...чему?
- Потому что нам по семнадцать, Ген! Я не хочу замуж!

Этого он не понимал. Какая разница, семнадцать тебе или сорок? Поэтому когда ему предложили место в Чикаго, он уехал, не раздумывая.



- Почему? - спросил он снова.
- Я злилась. Ты уронил меня.
- Да всех роняют! Пары из-за такого не разваливаются!
- Наша развалилась...

А он продолжал цепляться за неё, как за последнее в этом городе, что приносило ему счастье. А она не одёргивала руки.

Глупость! Но снова спрашивать "почему?" он не стал.



Вместо этого спросил:

- Поедешь со мной?

Она снова соврала про приближающуюся съёмку, а он пообещал, что поможет ей с переводом в его театр. В тот театр, где умерла Агата. Где как раз образовался недобор в труппе.



Сперва всё было в порядке. Никакого пламени, конечно, не вспыхнуло, а бурного воссоединения в первую же ночь не произошло. Она вообще как будто не была для такого предназначена.

Она как будто была всю жизнь рядом, здесь. Как будто каждый вечер она включала какую-то старую комедию и клала голову на его плечо. У неё были знакомые наощупь руки и знакомый запах: чёрного кофе и мыла. И вдруг осознал, как сильно ему не хватало чего-то такого давно знакомого и родного.



А потом он начал замечать странности...



- Клянусь тебе, я видела её! Девушка вон в том углу!

Никакой девушки там быть не могло. Но Настя утверждала, что что-то видит.

- Отражение? - Гена улыбнулся. - Тебе спросонья показалось...

Она вообще плохо спала.

- Тут нет приведений, точно тебе говорю!



Она много репетировала, слишком много. В отличие от Агаты она не оставалась в зале допоздна. Она превратила в зал его гостиную. "Ладно, - подумал Гена, - гостей тут всё равно почти не бывает".

В отличие от Агаты никакой самоотдачи в Насте не было. Она повторяла движения до исступления, до изнеможения, но в них совсем не было жизни, в них внезапно читалась ненависть. К самой себе.

- Отдохни, - просил он, - ты же устала.
- Не устала!

Её руки и ноги тряслись, а она заставляла себя крутить фуэте, злилась, потому что не получается, и заставляла снова и снова.

- Ну и что мне с ней делать? За что она себя так не любит?



И разумеется, он видел, что основу её рациона составляют кофе и энергетики. Ссоры не могло не случиться.

- Да что с тобой не так? На кой чёрт ты так над собой издеваешься?! Ты так не похудеешь, ты умрёшь!

Она плакала. Строго говоря, чтобы Настя разревелась, на неё не нужно было даже кричать.

- Ты можешь объяснить мне, зачем это всё? Ты же худая!
- Ты меня уронил, - проговорила она сквозь слёзы...
- Не потому, что ты тяжёлая.
- А почему?

Он не знал. Не знал, как объяснить ей, что всякое бывает, что можно неправильно распределить вес или сделать поддержку или попросту устать.

- Ты едешь в больницу!
- Нет.



Спустя месяц её всё-таки госпитализировали. Не в психиатрическую больницу, где ей, пусть и не очень гуманно, но всё-таки могли помочь, а в самую обычную.

Он часто навещал её.



Она обычно радовалась возможности поговорить с кем-то кроме соседок по палате и персонала.



Потом вдруг как будто безо всякой причины начинала рыдать:

- Мне кажется, я никогда отсюда не выйду.
- Конечно, выйдешь, - утешал он её. - Ты поправишься.

Он не знал о том, что по ночам она открывает окно настежь, что принимает ледяной душ, что продолжает отказываться от еды и бегает кругами вокруг больницы. Ей не становилось лучше.



Однажды она протянула ему кольцо, то самое, с которым он сам сделал ей предложение. Кольцо, которое, конечно, не налезло на его палец.

- Я жалею, что тогда отказалась, - призналась она. - Я бы провела с тобой... Ну, сколько мне осталось...

Она улыбалась, а по щекам катились слёзы.



- Тебе много осталось, - пообещал он. - Вот увидишь. Ты выздоровеешь, выйдешь отсюда...
- Забери меня.
- Я не могу.



У неё были холодные руки и темнота перед глазами. Она много плакала и никогда не хотела говорить, почему. У неё предусмотрительно забирали острые предметы. Но едва ли ей это помогло...

Когда Настя умерла от истощения, этому не удивился никто.



Техничка

Мёртвая Гита сказала, что с нашим талантом только позориться...
Гена как истинный злой персонаж начал автономно орать на свою женщину, она обиделась. Поэтому и отказала ему при первой попытке помолвки.

​

 

Да, у нас тут серьёзный недобор трупов

Спасибо)

Не то, чтобы я тут сюжетно что-то планировала Знала, что хочу положить её в больницу, а в остальном плясала от того, что получилось

Вот, что причёсочки с людьми делают

 

Привет)) Заглядывай))

Позволь хоть кому-то в этой семье ходить с неприличным лицом

Ну... У неё нет таланта, у неё не получается делать хорошо, и она не понимает, как это исправить. Конечно, это давит. Она делает то, что может, что делают другие - все худеют и много репетируют, значит и ей надо. Что-то вроде того
Я с времен ги про дачку, когда ты сказала, что Настя тощая и в ней есть нечего, знала, что она должна умереть от истощения, но оказалось внезапно очень тяжело её написать.

Ахах спасибо))

 

Домой возвращаться не хочется, возвращаться в театр не хочется тем более.

Как будто нарочно город окутал густой сизый смог, в котором каждый обитатель города оставался наедине с самим собой. Остаётся только вспоминать и думать. О ней. О всех них.



Странно, но то чувство, которое вызывает её смерть - не горечь утраты, скорее опустошение.

Твоя жизнь не вращается вокруг неё - вокруг любой из них - но когда она уходит, оказывается, что у тебя слишком много свободного времени, слишком много внимания, которое надо чему-то уделить. Проводишь это время в зале. Говорят, физическая активность помогает снизить уровень стресса. Но...

"Ты устал. Не издевайся над собой, иди домой".

И идёшь куда угодно, только не домой. Только чтобы не оставаться одному.

"Ты делаешь то же, что делала она..."



Ноги приводят обратно в театр и - как иронично! - в одиночество. На пустую сцену межсезонья. Кажется, что она ещё хранит запах хлорки, и приходится убеждать себя в том, что это не так.

"Как, интересно, они замяли этот инцидент?"

Думаешь об этом. Стоишь и таращишься в пустой тёмный зал.



А потом вдруг понимаешь, что он вовсе не пуст.



Ты спускаешься вниз, к ней, в зал, и она улыбается но как-то совсем невесело:

- Что, представления не будет? А я-то надеялась...
- Любишь балет?
- Нет, - говорит, - не люблю.



- Вы что стадо слонов...

Когда слышишь такое впервые - обижаешься, а когда уже много лет танцуешь - привыкаешь. Ну не любит оркестр, когда у них над головой топочут.

Как же её зовут?..



- Что ты тут делал так поздно? - спрашивает и тут же принимается гадать: - Это из-за той девушки? Хорошо её знал?
- Да. Но я и раньше сюда часто приходил один.

А дальше вы молчите немного, потому что вроде как разговор не клеится, потому что вежливо, наверное, спросить у неё, что она тут делает так поздно и так одна, но только тебе всё равно. Это её дело - не твоё. Увидев её, надо было уйти за кулисы, а может, и домой.

- Некуда мне больше пойти, - она говорит сама, не дожидаясь вопроса. - С женихом поссорилась, а больше некуда...
- Ага, - отвечаешь безразлично, - понятно...



***

- Любишь гулять один?

Нет нужды оборачиваться, чтобы понять, кто оказался твоим хвостом. Стараешься вспомнить только, разве вы общались так много раньше? Нет, кажется, не общались.

- Нет, не люблю.
- Для того, кто не любит одиночество, ты слишком много времени проводишь один.

Рядом с нею впервые произносишь злые, но удивительно правдивые слова, в которых за злостью прячешь отчаяние:

- Мне не с кем бывать здесь. Близкие мне люди умирают...



Она посмотрит виновато и как-то потерянно, её будет даже немного жалко. Ты не любишь быть один, а она - не умеет, потому и таскается за тобой хвостом.

"Когда это я успел стать таким добрым, - подумаешь, - что пожертвую своими желаниями ради неё?"

Кажется, не успел. Кажется, не становился. А сам уже рассказываешь ей:

- С детства мечтал, чтобы звезда с моим именем была на аллее славы...
- Разве есть аллея славы для артистов балета?

А ты только пожимаешь плечами:

- Ну сделаем, если нет.



***

Когда снова столкнёшься с нею - в очередной раз! Почему её вдруг стало так много? - постараешься сменить маршрут. А ей в порядке исключения не будет до тебя дела: только до своего телефона и до того, чтобы украдкой вытирать слёзы.



Сам подойдёшь к ней и спросишь жуткую банальность:

- Что такое? С парнем рассталась?
- Угу, - буркнет.
- Ну, не раскисай! Разве тебе не положено сейчас надеть лучшее платье и каблуки повыше и пойти развлекаться, чтобы он понял, кого потерял, и начал желать?

Она шмыгнет носом и не ответит.

- Или ты из тех, кто заворачивается в одеяло и заедает печали мороженым?



***

- Они не возвращают залог, ты представляешь?

Представляешь, почему же нет! Жить в принципе дорого, а организовывать что-то дорого тем более.
- А платье? Их не принимают обратно!

Девушки... Они как-то совсем по-другому мыслят - для них это нормально - потратить огромные деньги на платье, которое наденешь лишь однажды. И спорить с ней не хочется, но и что сказать в поддержку - тоже не знаешь.



- Проще уже всё-таки найти нового жениха и сыграть эту свадьбу!
- Очень смешно...

Так и не удосуживаешься спросить, почему всё-таки её свадьба расстроилась. Какая разница? Её свадьба - не твоя.

- Ну так и не переживай в самом деле, - посоветуешь. - Убери это платье в шкаф, потом когда-нибудь ты всё равно выйдешь замуж...
- Как я пойду замуж за другого мужчину в платье, которое ассоциируется у меня с Дареллом?! - возмутится Эмилия.

И ты снова не будешь знать, что ей ответить, потому что у тебя нет ни платьев, ни ассоциаций.



***

Спустя месяц общения с ней узнаешь, кто такие пескетарианцы - "Это значит, что я не ем мясо, но ем рыбу", - что её любимый цвет - белый, а любимый композитор - Прокофьев. Ты заметишь, как она выстукивает ногтями незатейливые мелодии, когда ей скучно, и запомнишь, что она постоянно теряет резинки для волос.

В течение ещё пары месяцев она поведает, что театр - это у них семейное, а в детстве Эмилия собиралась стать учительницей, что её родители путешествуют, что она единственный ребёнок в семье, что на кошек и пыль у неё аллергия, что она боится клоунов, и ещё много-много какой-то незатейливой чепухи.



И чем больше проведёшь с нею времени, тем отчётливее осознаешь, что она заняла в твоём сердце нишу, вырубленную как будто аккурат по её мерке. То самое место, которое некогда принадлежало Насте, потом - Агате, а потом снова Насте. То место, которое казалось тёмным и мрачным, едва ли не жертвенным алтарём. Обычная девушка без огромных амбиций и тяжёлых психический расстройств войдёт туда тихо и включит свет, и в страшном месте не окажется ни алтаря, ни мрака, ни ужаса. Захочется, чтобы так было всегда.



А она улыбнётся:

- Что, рано я бронь ресторана отменила?



***

К тому моменту, когда увидишь её дом, уже будешь знать, что Эмилия не любит шума города и предпочитает каждый вечер возвращаться к себе в пригород, но окажешься не вполне готов к тому, что в пригороде у неё трёхэтажный особняк.

- Ну, он не совсем мой, - смутится она, - так что...



Этот особняк она делит с тёткой и кузиной, но для троих он всё равно покажется слишком большим. Быть может, поэтому её семья столь радушно примет тебя, а может, они просто приятные люди.

Тётку - Минерву Шарм - ты признаешь почти сразу: именитая виолончелистка, пару лет назад ушедшая из театра.

- Не всё ж мне в темноте и пыли сидеть, - скажет она. - Проведу остаток жизни на воздухе с цветочками.



У Джеммы, дочери Минервы, обнаружатся мечты и амбиции.

- Вот выучусь и стану художником по костюмам, - любезно поделится она планами.
- Это похвально, - скажешь, - что у тебя есть цель.
- Раньше я хотела стать просто модным дизайнером, а потом меня что-то потянуло в фэнтези...

Она окажется внезапно стеснительной, а во взгляде ты всегда прочтёшь поиск одобрения. Твоего почему-то больше, нежели материнского.



- Надеюсь, однажды меня пригласят работать над фильмом про ведьм и вампиров, - расскажет Джемма, - у меня столько идей!

Её наивные детские мечты и энтузиазм не захочется рушить, и всё же...

- И ведьмы, и вампиры в одном произведении - это уже перебор, тебе не кажется?
- Наша Джемма такая фантазёрка! - рассмеётся Минерва. - Всё время что-нибудь выдумывает!



***

Она будет сильно переживать из-за первой расстроившейся свадьбы. Так сильно, что когда ты решишься сделать ей предложение, Эмилия тебе плешь проест. Будет бесполезно уговаривать её, убеждать, что ты не сбежишь из-под венца, не бросишь её, не предашь, и ей не придётся отменять всё снова. Гораздо проще будет согласиться на скромную богемную свадьбу. И ты согласишься.



О своей большой любви ты ей соврёшь - Эмилия намного более удобна и знакома, нежели любима, но так бывало всегда и со всеми его девушками - а вот обещание быть рядом, пока смерть не разлучит, вполне искреннее. Оставаться одному опять вовсе не хочется.



А пока придётся познакомиться с какими-то именитыми и влиятельными людьми, почтившими вас своим присутствием. Быть представленным дальним родственникам Эмилии.



И встретить своих, не дальних...



- А куда Джемма подевалась? Ты её не видела?
- Она всё ещё дуется, что не ей доверили шить свадебное платье, - объяснит Эмилия.
- А стоило её так обижать?..



- А ты бы предпочёл, чтобы невеста была в остроконечной шляпе?

Было бы забавно! И даже хочется увидеть свадьбу самой Джеммы, со шляпами, волшебными палочками, клыками и плащами.



***

- А я не хочу замуж, - скажет однажды Джемма. - Да никому и не нужна такая чудила...
- Не говори так...
- Почему нет? Кто на мне женится? Швейная машинка?

За неё всегда будет немного больно и обидно: семья в лучшем случае относится к увлечениям Джеммы со снисхождением.



- Ты просто не встретила нужного человека, - скажешь. - Ты особенная, но не единственная, Джемма. Кто-нибудь обязательно разделит с тобой твои увлечения.

Она прижмётся к тебе, окутывая облаком запахов малины и молока. Одновременно похожая на Любашку и совсем-совсем не такая, как Любашка.



***

- Да кто тебе всё время написывает?

С Эмилией весело, но она ревнива. И как бы отчаянно она ни старалась замаскировать ревность улыбкой, её видно.

- Это женщина?



- Это агент. Пиар-менеджер, если хочешь...

Она ненадолго даже перестанет терзать авокадо в своей тарелке, чтобы послушать.

- Говорит, нашёл роль в одном фильме, небольшую, но как будто созданную для меня...

В голосе никакого довольства самим собой или сложившейся ситуацией, а потому и Эмилия напрягается тоже:

- Ну и?
- Ну а я вроде как не актёр.
- Ну а почему бы не попробовать? Отказаться ты всегда успеешь!



***

Послушав её, действительно собираешься с духом, решаешь, что а почему бы и нет, и идёшь на прослушивание. И это решение внезапно спасает тебе жизнь. Тебе, но не ей.

Именно в этот день замыкает древнюю проводку, и обшитый деревом и фанерой зал услужливо вспыхивает.



Эвакуируют почти всех, но... Почти.

Старухе не лежится в гробу спокойно. Дай только с парнями молодыми погулять...



А Дарелл такая сладкая булочка! Мы ему сердце разбили, а он так радовался за Эмилию и Генку... Вот никто больше за них не радовался(

Оказалось, что базово Эмилия вообще никаких заклинаний не знает. На мудрецов время тратить не особенно хотелось, так что мы просто купили в ларьке книжку, и ей по уровню там было только инферно... Поэтому мы чуть не спалили театр.



Актёры эвакуированы, на поклон вышла только смерть

​

 

Как перспективно мальчик переехал, далеко теперь за женами ходить не надо...